Кошмарные сказания ведьмы Эделины. Яна Денисова

младенца и, словно драгоценные жемчужинки, омывала солёными слезами каждое светлое мгновение своего внезапно потерянного детства.

      Сердце моё горело одним лишь желанием: отомстить, отомстить извергам! Только все они были давно мертвы, сожжены моим же собственным колдовством, а кого ещё наказать, кого подвергнуть немыслимым пыткам и страданиям, я не знала. И ненависть, холодная, кипящая внутри раскалённым докрасна железом, впустую иссушала мои силы, приводя Миррею в отчаяние.

      Подспудно, почти незаметно, но с каждым днём всё ощутимее зрело во мне странное и страшное желание уничтожить волшебную обитель, застить розоватый солнечный свет горами растерзанных людских тел, окрасить серебряный родник тягучей свернувшейся кровью, разорить этот дивный уголок, подчинить его своей жестокой безжалостной воле.

      Миррея легко читала мои мысли, словно старинные ведьмовские рукописи, но не злилась, не бранила, лишь горечь тенью ложилась на её лицо и она мягко увещевала:

      – Ты можешь разрушить всё, Эделина. Наш дом, княжество, весь мир! Только придёт ли покой в твою мятежную душу?

      – Я могла спасти свою деревню. Спасти матушку! Ведь я ведьма! Почему она умерла, почему я не успела спасти её? – ненависть к самой себе разрушала меня, миг – и сожгла бы, разметала своё тело пылающими ошмётками, чтобы очиститься от ядовитого, непреходящего, изматывающего чувства вины.

      – Твои силы пробудились только в миг её смерти, девочка. Истинные страдания порождают истинных ведьм. Ты стала ведьмой ценой её жизни, прими этот дар и не оскверняй злобой и ненавистью.

      Миррея, конечно же, была права, но я не хотела этого понимать и то и дело бередила свои душевные раны, черпая боль горстями и упиваясь ею допьяна.

      А потом… потом меня сожгли.

      О, я помню своё первое сожжение, будто это было вчера – помню свой дикий ужас, всю жуткую нечеловеческую боль до самой крохотной капельки, и невероятное пробуждение в лёгких розовых солнечных лучах, чудесное возрождение, словно я волшебная птица феникс из древних обольстительных легенд.

      Попалась я тогда случайно и совершенно неожиданно. Повздорив в очередной раз с Мирреей, я решила вытворить какую-нибудь нелепость, непредсказуемую, сумасбродную и довольно опасную, чтобы заставить свою пестунью поволноваться и чтобы притушить терзавшее меня чувство вины за собственную вспыльчивость и несдержанность. Как же я была юна и глупа тогда, боже мой! Дерзкая, самоуверенная, соблазнительная, явилась я в таверну расположенной неподалёку деревеньки с отвратительным намерением напиться вдребезги крепкой забористой браги и провести ночь в горячих объятиях кряжистого неотёсанного парня.

      Едва я переступила порог полутёмного шумного зала, как взгляды всех местных выпивох воткнулись в меня, словно тупые, зазубренные мясницкие ножи, разговоры стихли, и к прилавку я шла в жуткой тишине. Страх тошнотворной