Изнанка. Том 1. Самат Бейсембаев

в отличие от меня.

      Мне стало страшно. Очень страшно. Захотелось домой. И вместе с тем нахлынули эмоций сожаления, что я так мало говорил в своей жизни: я так мало говорил своим родителям, как сильно я их люблю, и что вообще я их люблю. Мне всегда казалось, что слова не так важны, а главное то, как ты поступаешь. Особенно в мелочах. Я думал, что если ты приоткрыл дверь для мамы, или помыл посуду, чтобы она не утруждалась, то этого достаточно, чтобы выразить свою любовь. Но сейчас я готов был отдать все, чтобы увидеть ее на пару секунд и сказать ей «я люблю тебя, мам». Это наваждение заставило подступить ком к горлу, но я сдержал себя. Вот еще одна моя проблема: всегда держи эмоций. А может иногда стоит просто отпустить и дать им вырваться на свободу? Обдумать это я не успел.

      Из головы колонны донесся окрик, и движение резко остановилось. Охранники, как я их охарактеризовал, начали буквально вышвыривать нас по одному прямо на землю. Да и еще по пинку некоторым прилетало. Затем собрали нас в одну кучу и начали раздавать еды, если это можно так назвать. Мне в руки дали миску с чем-то непонятным. Оно не было жидким, и не было густым. Скорее неудачно сваренная каша. Желудок страдальческий завыл, прося, подкрепится. Но даже так я не мог положить это себе в рот, не говоря уже проглотить все это. Оглянулся на рядом сидящих, которые уплетали все это будто деликатес, от чего мне стало еще хуже и появилось чувство тошноты. Я хотел было заговорить, чтобы дали что-то съестное, но помня прошлый урок, решил воздержаться от всяческих комментариев. Сами же охранники расположились так, чтобы не выпускать нас из виду. Разожгли костер, поставили на нем котел; часть осталась нас стеречь, часть расселась вокруг и приступили к трапезе. Еда у них, конечно, была в разы лучше нашей: один только исходящий запах мог сказать об этом многое. Желудок снова предательский заурчал. Что ж, если выбора нет, то придется. Стараясь не дышать носом, я как мог, пропихнул эту бурду себе в желудок.

      Так в дороге мы провели несколько дней, останавливаясь на привалы и ночлег. Если быть точным, то пять. Или не пять: не помню. Я не мог ни с кем заговорить. Во-первых: это было наказуемо. Во-вторых: я банально их не понимал.

      Вскоре, мы начали встречать засеянные поля, а чуть позже уже и хижины с фермерами, что трудились на этих полях. Захудалые, ничем не примечательные деревушки. Затем на горизонте показались высокие, каменные стены с выступами, расположенными на них огромными орудиями – на первый взгляд это катапульты. На башнях, на высоких штырях развеивались флаги красного цвета, а по центру было изображено бушующее желтое пламя. По мере приближения к городу, людей становилось все больше. А у огромных ворот уже стояли толпы народа, ожидая своей очереди. При виде нашей колонны они все расступались, пропуская нас вперед. Наш надзиратель перекинулся парой слов с местной охраной, и мы проехали дальше.

      Город был на удивление чист. Я-то ожидал, что будет как