Парень для «Sекса». Елена Ровинская

Худая – ноу толстая! – кулаком он саданул Диму в предплечье и подмигнул ему. – Жена помню? Проблемная? Хочу – не хочу. Я ноу понимать!

      Любовь снова вспыхнула ярким пламенем. Вспомнились обещания постоянно отсутствовать и избегать супружеского секса, Сеул, его дорогие костюмы… Меня перемкнуло.

      – Хочу, хочу! – извиваясь, как Димина секретарша, я подскочила к Жене и сама себя поместила в кольцо его коротеньких рук. Женя прижал меня к груди и без напряжения поднял в воздух. Я здорово похудела, что уж там говорить. Девки таращились на меня, как на цирковую артистку. От Кана волнами исходила тьма.

      – Слезь с него, – приказал он сухо и чуть ли не за шиворот меня оттащил. – Что за театр?!

      – Он – хванасо, – пожаловалась я Жене. Злой.

      – Дима? – искренне удивился тот. – Ноу злой! Дима – гуд!

      Я только головой покачала.

      – Он мне сказать: «Убью!»

      Дима показал зубы. Мне. В гримасе, призванной срочно изобразить улыбку. Улыбка вспыхнула и трансформировалась в оскал. Толкнув плечом дверь, через которую я только что вышла, Дима втолкнул меня внутрь, – спасибо, хоть не ногой, – пропустил Женю и запер дверь.

      – Че ты опять за херню творишь?! – взорвался он громким шипением.

      – И я скучала, любимый, – бесстрашно сказала я и сложила губы, словно для поцелуя.

      – Дима качи? – спросил, хитро улыбаясь несостоявшийся муж. – Вместе?

      – Нет, – отмахнулась я. – Секс андэ!.. Вези меня назад, к Ю Сынг Джуну.

      Это певец такой, знаменитый. Из-за которого я уехала. Женя расхохотался.

      – Корея работать хочу?

      – Возьмешь меня?

      – Утихомирься! – прошипел Кан; как батарею прорвало в горле. Надо мной обои пузырями пошли. – Я те сказал, что ты не поедешь? И ты не поедешь, если я так сказал!

      – Почему нет? – спросил Женя. Как-то странно прищурился, затем что-то быстро и резко спросил.

      Дима выдохнул, медленно выпуская ярость и так же медленно, глубоко вдохнул, обретая дзен. Затем, заговорил по-корейски.

      Я разобрала кучу слов. Чингу – «друг», саранхи «любовь», Хангук – Корея, американец… То ли Кан объяснял, что я корейцам не друг, то ли жаловался, что люблю я американцев. Женя удивленно вскинул бровь. Потом сочувственно потрепал меня по плечу и заглянул в глаза:

      – Пур бэби… Тогда стэй здесь.

      Я как-то не поняла, с чего я вдруг, такая бедная крошка, и вопросительно посмотрела на Кана.

      – Я сказал, что группа ученых обнаружила в твоем черепе клетку мозга и пытается ее клонировать, – спокойно объяснил Дима, и я не поняла, шутит он, или на самом деле такое ляпнул. – Поэтому тебе нельзя уезжать из Хабаровска.

      Женя что-то еще сказал.

      – Он говорит, что удивлен тем, что у тебя вообще была целая одна клетка, – увлекся Дима.

      Женя так горячо кивнул, словно на самом деле именно так и сказал. Добавил сокрушенно:

      – Красивая герл всегда ебанютяя!

      Я хмыкнула… Ему до сих пор, как видно, не объяснили, что это грубое слово. Женя пользовался