Когда взойдёт солнце. Игорь Александрович Кожухов

уже не хватает. А Гришка сказал, что у него выписано, и на дрова претензий нет. Он ещё мне комлей не накидал, дескать, дед старый, чтобы проще тебе было. Молодец!

      – Молодец… – Сашка плюнул в сторону.

      – А что это у тебя лицо такое красное, сынок, опалился поди?

      – Опалили, – отмахнулся Сашка и, запрыгнув в «УАЗик», поехал дальше по деревне.

      Жердов привёз дрова на шесть дворов. Если считать, что его газик запросто берёт шесть полных лесин, то украл он около тридцати стволов полновесных, взрослых деревьев – это целая роща.

      «Надо что-то решать», – Сашка поехал к дому Жердова в конец улицы, к речке.

      ***

      У Гришки праздник. Сам он небольшого роста, но очень крепкий и прыткий, как шарик. За сараями, ближе к реке, дымил мангал, стоял грубый, из свежего тёса, стол. За столом сидел хозяин и трое нерусских мужиков, пятый крутился вокруг мангала. Увидав Сашку, Гришка резко соскочил и вразвалку, как маленький медведь, пошёл навстречу.

      – А, вот кого я вижу, – произнёс он нараспев, – власть идёт ко мне в дом.

      Сашка, распираемый гневом, прошёл мимо него и сел за стол.

      – Нежданный гость хуже татарина, – провожая лесника сузившимися глазами, тянул Гришка, – но я рад, рад… – нисколько не волнуясь, сел напротив лесника, положил тяжёлые руки на стол и мрачно спросил:

      – Чё надо?

      – Надо, чтобы ты весь лес, что спилил, выписал по закону. Потом, чтобы оплатил за браконьерский поруб хотя бы половину, а на остатки рассчитайся со своими работничками, и чтобы ноги вашей в лесу больше не было. Если нет, подаю на тебя заявление в милицию, только не сюда, а сразу в городскую прокуратуру.

      – Слушай, – Гришка тяжело смотрел в упор, сжав до белого пальцы переплетённых рук, – давай я тебе две тысячи дам, ты бабе своей платье купишь, а себе костюм. И квиты. И жить будем дальше по-хорошему, может, даже вместе работать будем. А если нет, то пошёл вон отсюда, пока я тебя на мангале не сжарил.

      Сашке хотелось схватить его за горло прямо через стол и давить, пока он не запросит пощады, пуская пену. Но диким усилием воли он подавил в себе ярость и, стараясь не торопиться, внятно произнёс:

      – Жду три дня. Если нет, сделаю, как сказал. В лесу увижу – застрелю.

      Встал, и стараясь держаться спокойно, ушёл. Сзади раздался визгливый хохот и громкий лающий голос Гришки.

      ***

      Дома топилась баня. Жена сначала не увидела, но когда он разделся, испуганно вскрикнула:

      – Сашенька, что это?

      Сашка с ног до головы был красный, как обжаленный крапивой. Кожа горела, но он, улыбаясь, ответил:

      – Муравьям помогал дом строить, а они не поняли. Зато хондроз мне подлечили.

      Ира испуганно заплакала, а дочка трогала его красное тело и серьезно говорила с умным лицом:

      – На солнышке, наверное, обгорел.

      Сашка поцеловал дочь и пошёл париться.

      Ночью Ира, гладя его грудь, тихо сказала, как бы себе:

      – Я беременна.

      Он сначала не придал