Авось, прорвемся!. Далия Трускиновская

ты! Грамотный…

      – Чш-ш-ш!

      Барабашкин голос гулял по железной дуре (для меня все, от мясорубки и до синхрофазотрона, железная дура). Вдруг он раздался совсем близко, и мы разобрали отчетливые слова:

      – Мели, Емеля!

      Тут до меня дошло, кто колобродит в недрах техники.

      – Твоя неделя! – выкрикнула я, распихивая соратников и выбираясь на оперативный простор темного цеха.

      – Емелюшка!

      – Кыш отсюда! – приказала я. – Нет тут никакого Емели! Кыш, кому говорю?! А то я тебя сам знаешь чем!

      Имелся в виду окей.

      Повернувшись к каморке, я сказала весомо, словно не слова, а золотые червонцы счетом выдавала:

      – Больше никаких барабашек не будет. Он ушел и не вернется.

      – А вы откуда знаете? – испуганно спросил бригадир.

      – Я его прогнала. Сейчас техника заработает.

      И точно – заработала…

      Оба моих несостоявшихся поклонника, женатый и неженатый, как-то сразу заторопились домой. И я их понимаю. Думали – такая себе девочка в кроссовочках, непритязательная, с глазками, с ножками, с диктофончиком каким-то дурацким, а оказалось – ведьма!

      Поскольку не в первый раз я сталкивалась с законным мужским страхом перед женщинами чуть выше себя по уровню интеллекта или способностей, то и не обиделась. Чешите, милые, по домам! Свежими анекдотами я вас снабдила, а больше вам и не нужно.

      Но бригадир расставаться со мной не спешил.

      – Как это у тебя получается? – спросил он.

      – Как? Ты пословицу-то помнишь? А, дядя? – довольно сердито спросила я. – Мели, Емеля, твоя неделя!

      – Как не помнить!

      – Ну вот – барабашка пословицы любит. Ему сказали – он и ушел. Если у тебя дома заведется – ты его тоже тем же попотчуй. Только чтобы человеческое имя в пословице было!

      – Какая еще пословица с именем? – не понял он.

      – Тебе сколько лет, дядя?

      – Шестьдесят второй.

      – Так ты еще должен помнить, как по-русски говорят.

      – А я что, не по-русски, блин?!

      Я посмотрела на него. Действительно, человек и сам не заметил, как перешел с родного языка на блинно-хреновый.

      – Ладно, потом поймешь. Пойду я. Хай!

      – Хай! – с большой радостью, что может соответствавать молодежи нужным словечком, ответил бригадир.

      Глава четвертая

      Пошло вкось да врозь – хоть брось

      Авось ждал меня у трамвайной остановки. Он благоразумно спрятался за углом на случай сопровождающих лиц.

      Осень – не то время, когда следует носить футболку, и потому Авось обхватил себя руками за плечи и только что не спрятал нос под локоть.

      – Совсем сдурел? – спросила я его вместо «здравствуй-как-дела».

      Как дела – и без того было понятно. Авось отчаянно искал тех, кого вытеснили, а то и вычеркнули блины с хренами. А где бы еще, по его разумению, обитал тот, кому положено откликаться на слова: мели, Емеля, твоя неделя? Там, где занимаются мукомольным промыслом! Только там он и мог укрыться от посторонних ушей, жить потихоньку