Природа зверя. Надежда Попова

высот, просчитывая заранее на три хода, на пять…

      – И?

      – И проиграть при том, – докончил Курт, переставив крестьянина вперед.

      – Что, несомненно, и будет, – кисло согласился помощник. – Сдаюсь.

      – Не попытавшись?

      – Теперь у тебя две королевы. Смысл суетиться?

      Два мгновения Курт сидел неподвижно, глядя на разложенную доску, и аккуратно, неспешно повернул ее, поменяв местами две неравные армии.

      – Мой ход, – сообщил он, кивнув. – Id est[11], твой.

      – И к чему это? Хочешь доказать, что ты с такой расстановкой сумеешь меня сделать? Не трудись. Верю. Сможешь.

      – Почему?

      – Ты лучше играешь, – пожал плечами Бруно, и он усмехнулся:

      – Нет, это не ответ. И не объяснение.

      – Ну, как угодно. Тогда так: ты увидишь ход, которого я не вижу. Так – сойдет?

      – Возможно. Возможно, увижу, а возможно – нет; это ведь тоже зависит от моего расположения духа. Буду ли я внимателен, чтобы увидеть, буду ли отвлечен иными мыслями – и не увижу… В этой точной игре, выстроенной на закономерностях, немало неточных и подчиненных случайностям поворотов.

      – Мозг она тебе уж точно повернула, в этом – без сомнений… Все, – повторил Бруно решительно. – Больше я не в силах. Я не внимателен, ничего не вижу и нахожусь в совершенно кошмарном расположении духа.

      – Окончи хотя бы партию.

      – Не хочу, в конце концов. Имею я право на собственные желания, или вся моя жизнь – потакание твоим прихотям?

      – Слабак, – констатировал Курт; помощник усмехнулся:

      – Нет, это со мной не пройдет. Не зацепишь.

      – Hasenfuβ[12], — добавил он настойчиво, и Бруно показательно вздохнул:

      – Со всем смирением, возложенным на меня моим чином, прощаю тебе обидные речи, но играть все равно не буду.

      – Нечасто доведется такое увидеть.

      Курт вопросительно обернулся на владельца редкой кобылицы за соседним столом, и тот, кивнув на доску, пояснил:

      – Обыкновенно трактирные забавы – это кости, но вот такое, признаюсь, вижу впервые. Еще я вижу, твой противник выдохся… Не возражаешь?

      – Он не возражает, – согласился Бруно, поднимаясь. – Вот тебе новая жертва, причем добровольная. Теперь я, наконец, свободен и могу пойти прилечь.

      – Твой приятель, кажется, не слишком-то жалует эту забаву, – заметил вояка, пересаживаясь к Курту. – А ты, сдается мне, увлечен всерьез.

      Сходу на «ты», запросто в разговор… Стало быть, общаться с незнакомцами приходится частенько, и дело это привычное. И далеко не первый уже трактир на пути. Оба меча не оставил в комнате, носит при себе, однако не ради того, чтобы покрасоваться или утвердить свой status, как этот молчаливый неимущий рыцарь, а явно по заведенному обыкновению, как, собственно, и сам Курт, привыкнув к тому, что оружие может понадобиться в любой момент жизни. Не заговорил больше ни с кем в этом зале, ни к кому не напросился в компанию, кроме него…

11

То есть (лат.).

12

Трусишка, букв. – «заячья лапка» (нем.).