Высота Стекла. Ана Гратесс

вместо нее «Парапам Трапам Пичу Оню». Ибо он вовсе не собирался следовать четкому плану непонятно каких лагуномолодцев из непонятно какой Лагуны.

      Его начавшее искриться и трещать тело медленно превращалось в суп из темной энергии, смешанной с сукровицей мутноватого сока Оранжа. Физический Дом на ножках был вынужден покинуть свое привычное обиталище, приняв в себя громоздкую сущность Яна Крейцера. Пространственный покров Дианы и Мисты С улетучился в три счета, когда мужчина, уже находясь в забытьи, взглянул на них. Перекошенные, подверженные неуемному кручению лица растворились в так и не прозвучавшем крике.

      Розовое облако тела Яна с чудовищной скоростью воспарило в сферы доселе невиданные, негаданные. В туманной сфере близ белоснежной звезды явилась кроткая Мерцелла, которая со всей возможной нежностью в душе приветствовала своего родного отца. Он хотел было направиться к ней, но ток заклинания был неумолим и понес его безбрежное облако дальше, топя все воспринимаемое в нечетком вращении космических масс.

      – Мне бы стать однажды бабочкой с желтыми крылами, я бы рассекал просторы цветочных лугов, лакомясь славным нектаром. Никакого Оранжа и Высоты Стекла, никакой четверки и безумных всадников. Я бы отыскал Мерцеллу, пускай под другим именем и наружностью, я бы наблюдал как она нежится в сочной траве своего космического расцвета. Испытать родительские чувства хоть раз в жизни – стать навсегда прикованным к звездному небосводу. Вот и сейчас меня несет не знамо куда. Вышине лучше знать, ибо она незримыми нитями соединена с общечеловеческим подсознанием, который вмещает в себя весь свет и всю тьму.

      Им всем лучше знать, это так. В океанах, под сознанием, вызываются шевелить самые ясные из очей древней и молодой созидательной знати. Губит породу не внезапная случка с нечистокровным телом и грязненькой душонкой, губит промедление, понятно каким образом втиснувшееся в человеческое бытие, заполонив собой ясное небо красоты, и изгнав давно позабытое чувство счастья. На руках Яна Крейцера много крови, в миру он был добивателем при деревянной шкатулке, которую выносили на площадки перед домами провинившихся, чтобы музыкальными струнами умерщвлять неразумных детей.

      Если кто-то однажды обнаружит такую шкатулку у себя на крыльце, то пускай просто внемлит голосу успокоения, сядет в мягкое кресло и закроет глаза, ведь избежать подобной расправы невозможно. Музыка разъединит животворные структуры, превратив их в вязкую кашу, а после, выплюнет переваренные остатки в безвременные туманы небытия. А если музыкальная волна пришлась не в состоянии смыть провинившихся, то именно здесь и находит свое «занятие» Крейцер.

      «Теперь это все кажется неправдой, неважностью, глупой отсрочкой перед концом времен. Жизнь наматывает наши тела как вилка наматывает расплавленный сыр со спагетти. И когда моток становится жирным и сочным, то кладет его себе в рот и с удовольствием съедает. Но теперь я свободен от всей этой ненужности. Мое облако никогда