Пришлый магистр. Оксана Бараусова

й пригрозил, и она испуганно на скамью рухнула.

      – Дура! Да этот неумеха пытался ее убить, – прошептал он, – но «убийца», вами выисканный, неудачник жалкий и неумеха. Не получилось у него ничего… А потом убежал он. Нет чтоб до конца дело-то начатое довести! Проклятый! Видишь эти руки? – и гость свои руки к девушке через стол протянул. Он очень почему-то хотел, чтоб на них Зося взглянула. И ухмылялся так зловеще… – Дурень несчастный думал, что порешил Лизку беспутную. Не с его силенкой Салтыковых жизни лишать. Он был… неудачник.

      Значит, все это гостя ночного проделки преступные. Но почему? Отчаянно вздрогнула Зося всем телом. Почему, Господи, он рассказывает мне все? Опасная ведь это исповедь. Даже гость понимать рискованность ее должен. Зося украдкой на дверь глянула.

      – Я должен был рассказать об этом. Я и рассказал … тебе, дура заморская!

      – Не нужно, потому что…

      Какое тут! Разве ж уговоришь такого! Лишь еще больше озлобишь.

      Гость пришлый встал со скамьи.

      Зося на руки его вновь испуганно глянула. Держит ведь в кулаках что-то. Шнур тонкий на запястье намотал. Господи, помилосердствуй!

      – Но другой ведь во всех своих преступленьях сознался! Все кончено уже! – в отчаянии выкрикнула.

      – А ты как же? – чуть склонил голову набок гость, – Ты во всем виновата. Одна лишь ты и виновата!

      И мгновенно подле нее оказался.

      Зося вскочить хотела. Вот ведь до чего непутевая, ему только на руку своими прыжками сыграла! У шнура-то петелька скручена оказалась. Девушка кричать собралась, но звуки умерли, едва петля на шее затянулась. В жутком ужасе смертном Зося вырваться пыталась. Но шнур еще крепче в горло врезался.

      Воздуха… Воздуха чистого дохнуть дайте…

      Как больно…

      Мысль об отце мелькнула и тут же угасла. Об Италии, о дорогом ей человеке с бездонными черными омутами глаз.

      А потом гость всем телом навалился, но петля на шее вдруг затягиваться перестала. Зося неуклюже выбралась из-под обмякшего тела убийцы, на дрожащие колени встала. Рядом Васька раскачивался. На лице, как и прежде, ничего, никаких чувств особых не отражалось. А в руках кочергу держал, с которой кровь капала.

      – Отдай ее мне, – прохрипела Зося…

      … Ведьма скинула с себя одежонку, натерла тело жиром специальным (из мертвых младенцев вываренным), распустила прекрасные каштановые косы, только они и были у ведьмы особенно хороши, и, выйдя во двор, птицей-сорокой оборотилась. А потом и в небо взмыла стремительно.

      С небес хорошо видна была одинокая карета на дороге, что прочь от Питербурха быстро катила. Сорока-птица поднималась все выше и выше, наслаждаясь теплыми вихревыми потоками, которые несли ее над Невой-рекой и, чудилось, что взлетит сегодня птица колдовская повыше прежнего, до туч, до звезд…

      Нельзя птицам колдовским так высоко запархивать, ведь и силы особой лишиться можно. Но сороке этой необычной было нечего терять… уже нечего! С тех пор, как в первый раз увидела гостя пришлого, чернокудрого, так сердце и замерло сладко-сладко… А он ее и не приметил, опаленный огненными кудрями подружки-соперницы.

      Сорока взмыла еще выше и с этой неимоверной, почти предзвездной высоты взглянула вниз.

      Дворцы, крепость и коллегии Венеции Северной отсюда имели самые причудливые очертания. Один дворец был похож на чей-то острый нос. Другой – на огромную кошку с пушистым хвостом.

      Сорока колдовская поглядела на точечку-карету и поклялась, что погонит ей вслед попутные ветры удачи. Ради него, ради него!

      Было так хорошо здесь, в небесах, и звезды светили уже совсем близко… Но на земле она видела виселицу на площади Троицкой, а на виселице той – человека, уже свободного от страстей, страхов, свободного от страданий и преступлений.

      И тут…

      – Женка, а женка! Да где ж ты, чертовка?! – раздался крик далекого мужа из тесноты и темноты их домишки.

      Да здесь она, здесь…

      Сорока сложила крылья и начала стремительно спускаться вниз. Ведьму ждала обычная, тоскливая жизнь…

      Глава первая. Когда врут старые учебники, а магистры внезапно появляются на пороге дома.

      Санкт-Петербург, 1726 год.

      – Circulus vitiosus* (*лат. неправильная, неровная окружность, круг), а круг-то неправильный, – Зося с укором глянула на то, что отдаленно напоминало окружность, хоть и ясно было, что рисовальщик никаким циркулем пользоваться и не думал, а потому сотворил нечто вроде гусиного яйца. И круг оттого неверен, и вся «конструкция» ни к черту не годится, а потому и решения заданной загадки геометрии ни за что не отыщешь. Впрочем, переписчик все равно решение то начертал. Ага, решение… Просто переписал из книги, с коей все и считал. Да только глядел в книгу, а видел растение из огорода. И это… -… неверно есть, – пробормотала Зося.

      Огоньки свечей затрепетали заполошно, словно испугались ее, огнем полыхающих, кудрей, тенью легли на сосредоточенное