Стакан без стенок (сборник). Александр Кабаков

хоровод стая местных собак. На остановке под горкой было пусто, очередной автобус, видимо, только что ушел.

      Я осторожно присел на скамейку из жутко холодных металлических труб – точнее, на картонку, которую кто-то здесь заботливо оставил.

      – Простату застудишь, – сказала Алиса, – мало у тебя и так с нею хлопот, в сортир за ночь по пять раз бегаешь.

      Я послушно встал, а она перепрыгнула на картонку и утвердилась на ней столбиком, прочно опершись попой и свесив перед собою руки по-заячьи.

      – Сама простудишься, – тут же начал препираться я и, вспомнив что-то из анатомии, не уверен, что кошек, невнятно добавил: – Придатки и вообще…

      В свою очередь она уж приготовилась спорить, но тут к остановке подошел смутно знакомый мне – часто ездили в одном автобусе – мужик. Что-то наводило меня на предположение о его причастности к восстановлению и реставрации здешнего старинного храма – не по моде длинные волосы, бархатные штаны и сильно вытертая дубленка. Так выглядели во времена моего детства художники, писавшие для клубов Ленина по клеткам, а теперь их кормили мелкие работы в церквях…

      Алиса, собравшаяся мне ответить, закрыла рот.

      Но художник глянул на нее невнимательно, будто его нисколько не удивила моя пара, и поклонился мне.

      – В город? – поинтересовался он со светским безразличием, но затем не удержался и проявил понимание ситуации. – В ветлечебницу?

      Тут Алиса, сильно толкнувшись, взлетела прямо из положения «столбик» с картонки на мое плечо.

      – Благодарю вас, – оттуда вмешалась она в разговор, – я абсолютно здорова. Просто едем прогуляться. Надоело, знаете ли, сидеть взаперти, да и вообще образ жизни надо менять. Что ж мечтать о свободе, не пора ли просто сбежать из рабства…

      Художник слушал наглую кошку, вздумавшую обсуждать экзистенциальные проблемы, с вежливым интересом. Я достал сигареты, мы задумчиво закурили, при этом Алиса демонстративно отвернулась, так что в дальнейшем участвовала в беседе своей розовой задницей и брезгливо вздрагивающим хвостом.

      – В сущности, она права, – сказал я. – Знаете, я всю жизнь пишу о побеге… ну, в метафизическом смысле… Но никогда не мог решиться. И вот она позвала… А вы наш храм расписываете?

      Он кивнул, затянулся в последний раз и аккуратно задавил сигарету о край железной урны.

      – Очень вас понимаю, – сказал он и было протянул руку, чтобы погладить Алису, но вовремя раздумал, сообразив, видимо, что не всякую кошку стоит гладить первому встречному.

      Тут показался из-за поворота автобус. Пропуская друг друга вперед, неловко предъявляя пенсионные карточки, мы влезли и уселись почти в самом конце салона – идиотское слово применительно к довольно обшарпанной внутренности автобуса. При посадке Алиса съежилась – вероятно, почувствовав возможную угрозу со стороны водителя. Она была кошка более или менее начитанная и помнила, конечно, классическое «Котам нельзя! С котами нельзя!». Но водитель вяло глянул в ее сторону и без комментариев закрыл за нами зашипевшую