Стакан без стенок (сборник). Александр Кабаков

людей.

      Комната жены, которая была на втором этаже, дверь в дверь с моей, исчезла.

      Пусто.

      И меня нет.

      Не могу сказать, что я испытываю неприятное и сильное чувство оттого, что нет ни живых существ, ни предметов.

      Нет – и ладно.

      Я уж привык к тому, что по утрам мир возвращается из пустоты постепенно.

      Мир возвращается ко мне, и я возвращаюсь в мир в течение нескольких минут.

      А кто скажет, что это нелепые измышления автора и пустая его фантазия, тот пусть прислушается завтра утром к своим ощущениям и всмотрится в окружающее.

      И когда вся действительность вернется к нему, пусть найдет в себе мужество признать, что я ничего не выдумал.

      Конечно, это сложновато для сказки.

      Но я и не обещал простоты.

      Алиса, или Стакан без стенок

      В конце концов я плюнул и выключил ноутбук.

      Тут же раздалось отчаянное мяуканье.

      Я подождал результата, но, судя по тому, что никакого отклика на этот вопль не последовало, дома никого не было. Поняв, что ситуация не разрешится без моего вмешательства, я открыл дверь на лестницу и выглянул из своей комнаты.

      На лестнице сидела моя кошка.

      Как и все мои кошки, она досталась мне случайно – была спасена от мучительной смерти в подъезде, выхожена до теперешнего холено-капризного состояния и вот теперь сидела на лестнице, ведущей с моей рабочей верхотуры вниз, в обитаемый домочадцами первый этаж. Но сейчас там, как уже сказано, почему-то никого не было. Как и вообще в доме.

      Как и вообще в мире, подумал я. Две первые январские недели, выдуманное время. Непроходящее похмелье, подкисший салат, осыпающаяся елка, светает в десять, темнеет в три… Всем надоевшее, но непреодолимое безделье. Рождество, оскверненное предшествующими днями обжорства. Календарный вздор, который я никогда не умел вполне понять….

      Да, так вот: на лестнице сидела кошка.

      Кошку звали Алисой.

      – Ну, что ты орешь? – спросил я. – Голодная? У меня текст не идет, значит, орать можно?

      Кошка пожала плечами.

      – У тебя представления обо всех на уровне безнадежно устаревшего учения об инстинктах, – сказала она своим обычным брюзгливо-высоко-мерным тоном. – Как там у вас написано, если у вас вообще написано о кошках? «Голод кошки проявляют характерным мяуканьем…»

      – Ничего такого нигде не написано, – вяло возразил я, понимая, что сейчас начнется привычное препирательство и день для работы пропадет. – Ну, ладно, в чем дело? Спала бы лучше, чем мешать мне. Я, между прочим, зарабатываю на корм… А о говорящих котах если что и написано, то, как тебе прекрасно известно, написано с симпатией, хотя и не без иронии… О литературе поговорим?

      – Иди ты вместе с твоей литературой! – она умела мгновенно переходить с едкой, но интеллигентной иронии на заурядное хамство. – О чем с тобой можно говорить… Между прочим, за столько лет мог бы выучить мой язык, чтобы не переходить мне на твой, пошлый и невыразительный…

      – Ну, говори, я слушаю, – я присел на ступеньку, и мои глаза оказались с ее глазами почти на одном уровне. Алиса