Изгнанник. Лариса Петровичева

Шани испытывал пронзительную грусть и не мог понять, по чему так тоскует.

      Если бы ему сказали, что в этот миг от него безвозвратно ушло детство, он бы не поверил.

* * *

      Пыхтя от натуги и негромко матерясь под нос на всех языках, Шани выволок дельтаплан на крышу, отряхнулся и некоторое время восстанавливал дыхание. В следующий раз, думал он, буду строить дельтаплан прямо тут.

      Легкая с виду конструкция на деле оказалась довольно тяжелой.

      Пока все шло по плану. Никто не заметил отсутствия Шани в молитвенном зале: монахи были слишком заняты чтением псалмов на староаальхарнском наречии. Шани еще раз осмотрел все крепления, проверил натяжение ткани и остался вполне доволен своей работой. Дедушка тоже бы ее оценил, особенно учитывая тот факт, что Шани смастерил дельтаплан собственноручно, без помощи компьютеров.

      Солнце неторопливо сползало к закату, и мир неспешно заливали сиреневые тени, осторожно выбираясь из монастырских подвалов, из-под холмов на зеленом лугу и корней деревьев. Стоя на крыше, Шани видел справа колодец двора, в котором скоро станет совсем темно, а слева простирались луга, и тонкая лента дороги пересекала их, словно шрам. Жаль, нет шлема, подумал Шани и уверенно застегнул подвеску.

      Дельтаплан дрогнул, оживая и послушно отзываясь на каждое движение ветра, и Шани ощутил, насколько напряжены все чувства. Не желая больше медлить, он сделал несколько энергичных шагов навстречу потоку воздуха и не сразу понял, что дельтаплан поднял его, и он уже летит. Монастырь качнулся и ушел в сторону, земля оказалась где-то далеко-далеко внизу, а небо – небо было везде, с золотистыми вечерними облаками, мягким светом солнца и ветром, и в душе Шани все замерло от сладкого восторга и страха. Он летел, в самом деле летел, ловя потоки воздуха, то набирая высоту, то спускаясь ниже.

      Монастырь уплыл куда-то в вечерние сиреневые сумерки, и Шани забыл о нем. Ничего не было: ни монастыря, ни лугов, ни дороги – он снова летел над Ленинградом, и под крыльями дельтаплана неспешно проплывала набережная Невы, памятник князю Италийскому, серебристый от неоновой подсветки, Марсово поле и розовый туманный квадрат Михайловского замка – а потом перед ним вдруг выросла узорчатая цветная громада Спаса-на-Крови, и, рванувшись вперед, Шани вылетел на Невский, по которому ехали машины и шли люди. Невский был залит разноцветными огнями витрин и разноязыким людским говором, Невский никогда не спал, и Казанский собор распахнул смуглые руки, словно хотел обнять старого друга, вернувшегося после долгой разлуки.

      Лежа в траве, на обломках дельтаплана, Шани грезил наяву недостижимым городом и не чувствовал, как ссадина на затылке сочится кровью.

      От монастыря, причитая и ругаясь, к нему спешили монахи.

* * *

      Планшет тихонько попискивал, спаивая края ссадины.

      Шани тоже ныл. Не потому, что ему действительно больно, хотя он и в самом деле довольно крепко побился, когда дельтаплан потерял управление, а чтобы разжалобить