Проклятый берег. Татьяна Владимировна Кадулина

по всему крестьянка успела шепнуть ему, что за человек потревожил их в утренний час.

      Илья отвечать не спешил. Он рассматривал укрывшийся в зарослях кукушкиного цвета наскоро сколоченный спуск к воде. Тут было всего несколько досок на бревне, а рядом, нечто вроде скамеечки. Оказывается, эта часть берега давно обжита. Богомолов ухмыльнулся. Обычно Низовские ребята не ходили с девчонками к реке, а после гуляний миловались у старой ветряной мельницы, стоявшей на невысоком холме в трех верстах от раскинувшегося пшеничного поля.

      – Изволю искать убийцу старшего сына Маклаковых. – Без церемоний ответил Богомолов, – Слышали иль видели чего? Давно тут сидите? – обратился он к девушке.

      – Кого убийцу? – выдохнул парень. Его красивое лицо переменилось из надменного в озадаченное. Девушка при этом налилась краской, опустила глаза и оправила запачкавшийся землей сарафан. От Ильи не укрылось, что новость крестьянку не удивила.

      – Феди Маклакова. Знаешь такого? – он встал между мужчиной и крестьянкой. – Как звать тебя?

      – Зина.

      – А чьих ты, Зина?

      – Городецких.

      – А! Отец-барский извозчик?

      – Да.

      Поняв, в какой переплет попала, Зина опустила глаза, прижала подбородок к груди и отвечала тихо. Мужчина смотрел на обоих нетерпеливо, видно было, как в нем росло желание поскорей убраться от реки.

      – А вы?

      – Григорий Тепляков, прибыл на лето и проживаю в усадьбе Киреевых. Кого говорите убили? Где? Здесь?

      Илья прищурился и показал в сторону места, где нашли Федю.

      – Крестьянского сына. Смотрите: и полверсты нет. Я вас слышал хорошо, должно быть, вы тоже что-то слышали.

      – Я? Ничего, Ваше Высокоблагородие! – Поспешно и обезоруживающе поднял руки Тепляков. – Мы сейчас же покинем это место, чтобы не мешать служить вам нашему Отечеству, а вы сделайте милость… – Он наморщил лоб. – Не рассказывайте никому, что видели нас.

      Илья хотел было возразить, но блестящие пуговицы на новеньком армяке Теплякова, холеная кожа и начищенные слугой сапоги остановили его. Стало быть, господа в летних домах уже принимают гостей, ездят на приемы в город, а значит, начальство уже к завтрашнему утру будет бить кулаком по дубовому столу и орать, прояви он сейчас неучтивость.

      – Зина, а ты знала Федю Маклакова?

      – Знала, батюшка.

      – Зачем он сюда ходил, скажешь?

      – Нет. Знать не знаю, вот тебе крест!

      – Была у него может любовь? Сватался к кому?

      – Сватался, было дело. К Таньке, сестре моей.

      – И?

      – Отказала она ему. Влюблена наша Танька в фабричного одного.

      – Тю! И отец позволил?

      – «То добро и свято, еже бы оба из воли и из любви сошлися», – она глянула на переминающегося с ноги на ногу Теплякова, – Так папенька и сказал ему. Папенька у нас добрый.

      – И, видно, слепой, – не сдержался Илья.

      «Эк я б тебя! – злился он на себя и грозил кулаком в удаляющиеся спины – А наши-то, хороши! Хороши, девки!