Стрела, монета, искра. Том III. Роман Суржиков

говорит подсудимая. – Как будто иглы.

      – М-да, миледи… Дело понятное…

      Она не может понять, почему судья медлит. Ведь он уже знает приговор! Зачем тянет время, почему не скажет напрямик? Пытка ожиданием – это часть приговора? Или судья хочет, чтобы она унизилась и стала умолять. Что ж, подсудимая вряд ли может позволить себе гордость.

      – Что со мною, сударь? – спрашивает она.

      Впервые судья отрывает взгляд от ее живота, сверкает ей в лицо холодными стекляшками пенсне:

      – Миледи, вы страдаете печеночной хворью.

      Сказав это, он умолкает с таким видом, будто краткою фразой выражена уже вся ее дальнейшая судьба. Зачем он издевается над нею? Ведь она – не закоренелый преступник, впервые за недолгую жизнь предстала перед судом. Откуда ей знать смысл подобных слов?

      – Что это значит?.. – спрашивает она.

      Судья отвечает многословно – работает на публику. В первом ряду зрительского зала – выскородная дама, северная графиня. Законник поворачивается к ней и принимается блистать ученым красноречием:

      – Изволите видеть, ваша милость, в тело юной проникли болезнетворные миазмы и расположились в печенке – вот здесь. – Подсудимая вздрагивает, когда он тычет ей под ребро. – Теперь печень окутана хворью, как будто паутиной. Она вырабатывает излишек желчи, каковая и отравляет тело.

      Подсудимая силится понять, но не слышит в речи судьи главного: что с нею будет? Какая судьба ждет впереди?

      Графиня спрашивает – невпопад, не о главном:

      – Какое лечение требуется?

      Судья с радостью разворачивает ответ:

      – Печеночная хворь весьма непроста, миледи. Поскольку не имеется прямого лекарственного доступа к пострадавшему органу, придется действовать опосредованно. Основою нашего лечения станет кровопускание. Вы понимаете, миледи, что кровь протекает через все органы тела. Она вымывает хворь из печени, но загрязняется сама. Нашею задачей будет убрать из тела как можно больше грязной крови, а для ее замещения пить утром и вечером красное вино. Помимо того, применим и травяные снадобья, как то…

      Подсудимой хочется взвыть. Скажите наконец главное! Оставьте ваш птичий язык, ответьте на один-единственный вопрос!

      – Я умру?

      Судья снисходительно улыбается: что взять с наивной дурехи!

      – Юная леди, ваше выздоровление в руках богов, а их деяния нельзя предсказать. Однако из медицинского опыта, каковой у меня, смею заметить, весьма велик, скажу следующее: при надлежащем уходе и точном следовании указаниям весьма вероятно, что хворь отступит через три дня после того, как вы совершенно ослабеете. Если же говорить полностью точно, то вы будете сперва опускаться в глубину хвори, затем проведете три дня в наихудшем состоянии, а потом пойдете на поправку ровно с той же скоростью, с какой прежде шли на убыль.

      Приговор подразумевает всего лишь пытку, но не казнь? Подсудимая боится поверить, робко переспрашивает:

      – Вы имеете в виду, что эта хворь не смертельна?

      – В