Стрела, монета, искра. Том I. Роман Суржиков

не только в домашних и светских делах, но и в политике, и в дипломатии.

      Похоже, пансион сделал свое дело. Глория вежливо поклонилась, произнесла без капли былой заносчивости:

      – Леди Минерва, я от всей души соболезную вам.

      – Благодарю, вы очень добры.

      – Матушка ищет вас. Время завтрака, леди Минерва. Не разделите ли с нами трапезу?

      Мира была приятно удивлена. Даже то, что дочь графини пришла за нею сама, а не послала слугу, – уже красивый жест.

      – С удовольствием, леди Глория.

      – Минерва Джемма Алессандра рода Янмэй, леди Стагфорт, – провозгласил лакей, раскрыв перед Мирой двери трапезной, и девушка удивилась звуку собственного полного имени. Минерва Джемма – нечто слишком помпезное и золоченое, никто не зовет ее так.

      Их ожидали за столом леди Сибил и ее муж. Граф Элиас Нортвуд носил снежно-седые волосы до плеч, перехваченные, по северной традиции, серебряным обручем. Этим исчерпывалось благородство его внешности. В остальных чертах граф выглядел тощим, желчным, брюзгливым стариком, каковым и являлся. Он был на четыре десятилетия старше жены. Изо всех жизненных явлений Элиаса интересовали только корабли: речные и морские; ладьи, каравеллы и галеоны; их оснащение и ходовые качества. Любыми другими делами, не связанными с судоходством, заведовала леди Сибил, и граф не вникал в них без крайней надобности.

      Глория была единственным ребенком Элиаса и Сибил. В год их свадьбы графу исполнилось шестьдесят, в таком возрасте даже один ребенок – уже божья милость. От первого брака граф имел троих сыновей, но все они были сейчас в разъездах.

      – Как тебе спалось, дитя мое? – спросила Сибил.

      «Дитя» – это я, а не Глория, поняла Мира, поймав взгляд графини.

      – Благодарю, миледи. Я спала хорошо и чувствую себя бодрой.

      Сибил предложила ей место напротив себя. Мира села и попросила:

      – Я бы выпила кофе, если позволите.

      – Так и знала, что ты это скажешь, – улыбнулась графиня. Перед Мирой оказалась чашка пахучего горького напитка, диковинного здесь, на севере. Девушка с наслаждением сделала несколько глотков. Есть две вещи на свете, которые чудесно проясняют мысли: уединение и кофе.

      – Миледи, я думала о том, что случилось, – сказала Мира.

      – И что же?

      – Моего отца убили, миледи. В книгах пишут: нужно судить о намерениях по результатам. Я полагаю, засаду устроили именно для того, чтобы убить отца. Это был не грабеж и не случайная стычка. Кто-то послал головорезов для преднамеренного убийства.

      – Разве у доброго сира Клайва были враги?

      – В здешних краях – нет. Но еще до моего рождения отец жил в столице, и его коснулась одна скверная история – дворцовый заговор. У него могли остаться враги с тех времен.

      – Умное дитя.

      Сибил сказала это не столько Мире, сколько мужу. Элиасу, похоже, было все равно: он отрезал кусочки от сырной косички, клал за правую щеку и сосредоточенно жевал немногочисленными