Бедный, бедный Жорик. Валерий Юрьевич Ефремов

вилы и стал гоняться за порхающей меж кустов фотографией, бить по ней, как мухобойкой, и орать:

      – А! Гады! Вот вам! Вот вам! Вот! Вот!

      Рвал и метал, рвал и метал и, в конце концов, затоптал фотокарточку в землю. Пистолет он так и не нашёл.

      На завтра он весь поникший и готовый всё объяснить и про неудачу и пропажу пистолета явился к ресторану. Но у ресторана был какой-то странный вид, отнюдь и вовсе не праздничный, удушливо пахло серой, окна зияли пустыми проёмами, а цветник перед входом был втоптан на пол-метра ниже асфальта. На поломанном парадном крыльце кутался в пальто хмурый швейцар.

      – Ты что не знаешь ещё? Что тут было? Какой мордатый? Все в больнице! Кошмар!

      Швейцар перекрестился в ту сторону, где до 1917 года была церковь и, протянул ладошку бочком в сторону Жорика. Но в неё почему-то ничего не упало и, ни чего в ней не зашуршало. Он поднёс ладошку к глазам и, точно, там ни чего не было.

      – Слышь ты, а ну вали от сюдава!

      Швейцар на конец-то соизволил всем брюхом повернуться к бедному Жорику:

      – Ты… – вдруг он осёкся и присел, вглядываясь в посетителя.

      – Ты? – пискнул дядечка, – А к нам нельзя, к нам нельзя… У нас закрыто, закрыто на ремонт… – запричитал швейцар и задом-задом влез в приоткрытую дверь, хлопнул ею и уже из-за закрытой двери взревел благим матом:

      – Изыйди!!! Чур меня! Чур меня! Господи помилуй! Господи!!! Помилуй!!!

      «Странный мужчина, одет, как генерал, а визжит, что базарная баба», – подумал бедный Жорик, так ни чего и не понял, но поплёлся в районную больницу.

      – А, колдун хренов. Что надо?

      От вида больничной палаты волосы ну хоть у кого могли встать дыбом: на кровати лежал в гипсах и кровавых бинтах мордатый, стонал и хрипел: «Батя, батюшка, батюшка». Сверху у него на животе стояли бутылка с коньяком, гранёные стаканы, лежали «стволы» и закуска. Трое братанов в рваных малиновых пиджаках с видом, как будто по ним проехал весь местный автопарк, молча пили и не закусывали.

      Они с ужасом припоминали, как в кабаке во время очередной попойки у столика появился мужик с указательным пальцем размером с бревно, стал тыкать им в пацанов и приговаривать:

      – Так, сначала – этот, потом – этот. Нет. Сначала – этот, потом – тот.

      Раздался загробный голос: «официантки здесь не надо». И у них прямо на глазах перед столиком исчезла сначала официантка, но платье её и трусики оставались висеть в воздухе.

      А потом в кромешной тишине было слышно, как икает в микрофон перепуганная певичка…

      А потом исчезли и платье и трусики…

      А потом грохнулась в обморок певичка головой прямо в барабаны…

      А потом они решили, что это «белочка» и, надо завязывать бухать…

      Но было поздно, в том смысле, что уже началось.

      Из ниоткуда появился какой-то чёрт, достал из воздуха огромные вилы и стал бить ими всех и вся подряд. И фамилии, гад, ни у кого не спрашивал, только орал страшным голосом: «вот вам! вот вам!». И грязно обзывался, сволочь, как будто сам не с той же конюшни.

      – Какой чёрт?.. Во дебил…