Кесарево – рубец на душе. Марина Грау

и как у таких бестолковых родителей родилась такая замечательная девочка? Прости, моя дорогая! Мы с твоим отцом чуть не натворили дел…

      Рождение дочери

      Мои двухдневные домашние роды закончились экстренным кесаревым в роддоме.

      Я не смогла. Я не справилась. Я… проиграла.

      У нас было двое безумно долгих непонятных суток. А потом все было так стремительно. Мы неслись на все красные светофоры. Приемная, чужие лица, ЭКГ и фраза: «требуется операция», каталка, капельница, яркий свет, – где-то над дверным проёмом промелькнула икона. Матушка, помогай!

      ….

      Помню хорошо, как среди гула врачебных голосов и пиканья аппаратов раздалось что-то вроде: «кх…а» Элинушка! Моя доченька делает первый вздох!

      «25 ноября. 22:59, девочка»

      Элину унесли. Куда-то далеко, – по извилистым тёмным коридорам, – две чужие тетки…

      Ночь в реанимации. Ночь, полная боли, страха и чувства вины.

      Всё не так…

      Под утро меня переводят в послеродовое отделение.

      Я одна в палате.

      Я звоню мужу, говорю о том, что теперь мы, – родители. У него тяжелый голос, – мой любимый пережил страшную ночь. Ни в тот момент, ни после мы больше не трогаем тему рождения нашей девочки. – нам стыдно друг перед другом, – стыдно перед самим собой. Чувства у обоих притуплены, – даже не помню, о чем мы еще говорили, но ярких эмоций никто не проявлял. А жаль… Так невероятно жать… Ведь предполагалось, что это прекрасное событие будет окутано радостью, восторгом и умилением. я предвкушала, что в момент рождения дочки мы достигнем высшей точки абсолютного счастья… но нет, вот такая насмешка судьбы.

      Я жду, когда же принесут ребенка и.. боюсь… мне кажется, что раз все случилось таким не естественным способом, – что – то в нем будет не так…

      И вот дверь отрывается. Я пытаюсь приподняться, чтобы посмотреть на человечка в каталке… ребенок. ручки, ножки, глазки, – все, как у обычных деток.

      Ребенка перекладывают на планальный стол.

      Нянечка что-то долго объясняет, – я ее не слушаю. И вот, наконец, мы остаемся с дочкой одни. Она маленькая и горячая. Она шевелиться и дышит. Откуда ты, малыш? Я тебя не знаю, – не рожала…. Интуитивно даю ей грудь, хотя… какое тут молоко? Но молоко есть, и дочка с наслаждением кушает. Мое сердце начинает теплеть, я плачу слезами радости и боли: «Здравствуй, доченька! Прости меня, пожалуйста, прости!»

      Я долго и тяжело восстанавливалась после операции и находилась в роддоме дольше, чем обычно там лежат. Но я почти желала того, – маленькая зеленая палата была моей капсулой, где можно не отвечать на звонки и не видеть никого из знакомых, не притворяться, не объяснять. И совсем не хотелось возвращаться домой, – наша небольшая квартира стала сценой для неблагоприятно развившихся событий. Нет, я не перенесла каких-то сильных мучений, – моя родовая деятельность то стремительно развивалась, то угасала, то выдавала какие-то странные симптомы. – Была