Лаис Коринфская. Соблазнить неприступного. Елена Арсеньева

впустить в себя жаждущее естество?!

      О, это лоно… волшебное, божественное лоно…

      Конечно, волшебное, божественное! Ведь смертная женщина не могла обладать такой властью над желанием Артемидора, не могла по своей воле ускорять или замедлять приход его наслаждения!

      О эти губы, конечно, волшебные, божественные… они порхали по его телу, ласкали, целовали – и стоны Артемидора переходили в крики блаженства столь острого, что оно казалось мучением.

      Наконец он лишился сил и уснул в объятиях нежных рук и гладких, словно шелк, ног, обхвативших его поясницу, уснул посреди поцелуя – и не слышал, как приблизился Мавсаний и раскинул на полу ковер.

      Двое мужчин вышли из темного угла пещеры и переложили Артемидора на ковер. Рядом с ним положили ту, в чьих объятиях он изнемог от страсти.

      Затем мужчины вынесли из того же угла мраморную статую, предмет обожания Артемидора, и поставили на прежнее место.

      Оттуда же появилась женщина в черном и набросила черную накидку на ту, которая изнурила Артемидора и теперь сама была бессильно простерта на полу.

      Сняла с ее головы парик, надела его на голову статуи.

      – Вставай, дитя мое, Лаис, – сказала она с нежностью и сочувствием.

      Девушка слабо пошевелилась, но не смогла даже голову поднять.

      – Ничего, привыкнешь, – усмехнулась женщина. – Ты пробыла с мужчиной всего лишь час, а после того, как станешь гетерой, тебе придется проводить с ними ночи напролет, причем не с одним, а с несколькими!

      – Клянусь Афродитой, великая жрица Никарета права, – глухо проронил один из тех, кто переносили статую, – если бы ты не считалась еще аулетридой, а я не должен был сейчас исполнять обязанности одного из судей твоего испытания, я не стал бы ждать, пока тобою насытится Артемидор, а набросился бы на него и вырвал тебя из его объятий, не будь я Клеарх Азариас!

      – И я присоединился бы к тебе, не будь я Неокл из Эфеса! – горячо воскликнул другой мужчина. – Не могу передать, как мне горько будет уехать завтра, не насладившись твоей красотой и мастерством, прекрасная Лаис!

      – Я благодарна вам, бесконечно благодарна… – чуть слышно пробормотала девушка, а потом испустила вздох – и лишилась чувств.

      – Этот молодой негодяй был ненасытен! – прорычал Клеарх.

      – Разве ты вел бы себя иначе на его месте? – усмехнулся Неокл.

      – Нам пора уходить, – напомнила Никарета. – Бывший Неприступный вот-вот придет в себя!

      И она злорадно хохотнула.

      Клеарх и Неокл осторожно подняли сонного Артемидора и уложили его на статую.

      Поверженный любовник издал слабый стон, ощутив прикосновение ледяного мрамора.

      – О мой бедный господин, – простонал Мавсаний. – Мой бедный господин! Что же я наделал!..

      – Ты оказал ему огромную услугу, поверь, Мавсаний, – буркнул Клеарх. – Этому глупцу и во сне не могло присниться блаженство, которое он испытал!

      – Добрые господа, возьмите эту бедняжку на руки, она все еще не