Город принял!... Георгий Вайнер

Что жаль. В данном, так сказать, случае. Мне-то лучше было бы, кабы он не так здорово смекал в своем деле. Как он меня все-таки быстро расколол! «Дышите! Глубже! Глубже! Здесь отдает? Болит, болит, я вижу – не надо терпеть! Вот здесь – по средней линии – загрудные боли часто бывают? Колет? Ноет? Жжет? Шум в ушах? Мушки перед глазами плавают? Сколько у вас фронтовых ранений – пять?..»

      И растерялся я как-то. Сидел рядом с его столом, боком, на краешке стула, как нашкодивший школьник, а он, не оборачиваясь ко мне, бойко скрипел пером в толстой папке с гнусным названием «История болезни». Эх, сынок, дорогой ты мой шустрый доктор, видно, уже давно живу я на земле, коли у моей болезни такая долгая и увесистая история. А у дружков моих, ровесников, что остались там, в очень далеких временах, на трех войнах, которые я оттопал, не было вообще никакой истории болезни – не успели они поболеть.

      Доктор встал, обошел стол, простерся надо мной на длинных ногах, попросил:

      – Григорий Иваныч, встаньте по стойке «смирно», закройте глаза, вытяните руки прямо перед собой…

      И показал, как надо сделать. Пальцы у него были длинные, худые, сожженные йодом, и дрожали.

      Я усмехнулся и вытянул руки. У меня-то пальцы не дрожат!

      – Так?

      – Да, так. Закройте глаза. Прекрасно, в позе Ромберга устойчив.

      Я знаю, что в этой самой позе проверяют координацию у пьяных. Но врач не опасался, что я пришел к нему на прием выпивши. Он хорошо знал, чего доискивается. Посадил меня и снова стал тщательно ощупывать старый шрам на голове.

      – Трепанация черепа?

      – Нет. Ранение было касательное.

      – Угу. А тут не отдает?

      – Нет, нигде не отдает…

      Видно, прорвалась в моем голосе досада, потому что он вернулся за стол и мягко сказал:

      – Григорий Иваныч, вы зря на меня сердитесь, это же мой долг…

      – Долг? Доказать, что я ни к черту не годен?

      – Мой долг дать объективное квалифицированное заключение о состоянии вашего здоровья. А оно оставляет желать лучшего…

      Я постарался пошутить:

      – Один мой знакомый говорит, что если человек после пятидесяти просыпается и у него ничего не болит, значит, он уже умер.

      Врач покачал головой и сказал:

      – Вас все равно через комиссию не пропустит окулист…

      – Пропустит, – сказал я твердо.

      Он долго пронзительно смотрел на меня, снова покачал головой:

      – Хорошо, я вас представлю на комиссию. С обязательной перекомиссацией через полгода.

      Невелик срок – полгода. Ну и на том спасибо. Там еще посмотрим.

      – Тринадцатого числа на комиссию. Вас устраивает? – спросил он.

      – В какое время?

      – В восемь утра.

      – Устраивает. С десяти у меня дежурство.

      Я, уже попрощавшись, открывал дверь, когда он сказал с быстрым смешком:

      – Григорий Иваныч, а как же вы достали диоптрическую таблицу?

      – Сумел, значит. – И помахал ему рукой.

      А теперь я стоял на лестничной клетке, курил, смотрел в окно и дожидался, когда меня вызовет глазник