Лунатик исчезает в полночь. Дарья Донцова

кило конфет. Некоторым деткам с колыбели сладкая шоколадка сама в рот валится, а ты попробуй горькую редьку, как я. Заткнись! Иначе прямо сейчас патруль кликну.

      Я попыталась перестать плакать, но слезы полились еще сильней.

      – Назло мне ревешь? – сдвинула баба брови в одну линию. – Ну, сама виновата, иду к телефону.

      – Тетенька, – зашептала я, становясь на колени, – сделаю, что хотите, только не звоните в милицию. Могу к вам каждый вечер приезжать полы мыть.

      И в эту трагическую минуту на пороге павильона появилась красная потная Алла все в том же светло-бежевом сарафане, но уже без кофты с длинным рукавом, и бледная до синевы Ирина Федоровна.

      Мать Булкиной, вмиг оценив ситуацию, налетела на торговку.

      – Как вы посмели повесить на ребенка гирю?

      – Ну, так… штоб не слиняла… – начала оправдываться продавщица, у которой разом пропал боевой задор.

      – Немедленно снимите цепь! – потребовала Ирина Федоровна. – Это я сейчас вызову милицию, расскажу, как вы издевались над девочкой, и мало вам не покажется!

      – Они стекло расколошматили, – заканючила гадкая тетка, – их посодют.

      – Вам не повезло, я адвокат, – отчеканила Булкина-старшая, – так что «посодют» вас. Снимайте груз. Отлично. Девочки, шагом марш на улицу.

      Мы с Аллочкой вылетели из лавки и сели на брошенный кем-то деревянный ящик.

      – Чего вы так долго? – прошептала я.

      Алла вытянула левую ногу с перебинтованной коленкой.

      – Я помчалась на поезд и упала. Ссадина здоровенная получилась, больно очень было. Кровь так и хлестала во все стороны, я одежду искачкала. В общем, опоздала на электричку, следующую долго пришлось ждать, все составы без остановки проносились. А ты подумала, что я тебя бросила?

      – Ага, – кивнула я. – Извини.

      Булкина расправила юбку сарафана и надулась.

      – Вот ты какая, сразу о плохом думаешь… Отличного мнения обо мне, за предательницу держишь!

      Я зашмыгала носом и, глядя на светлую ткань сарафана Аллы, опять заплакала.

      – Прости, я страшно перепугалась.

      – Перестань, – поморщилась Булкина, – сарафан соплями измажешь. Сегодня я его первый раз надела, мама его купила в фирменном магазине.

      Я сумела справиться с рыданиями.

      – Очень красивый.

      – У меня нет плохих шмоток, – отрезала Алла.

      – Пошли на поезд, – велела Ирина Федоровна, выходя из магазина.

      Мы поплелись за Булкиной-старшей.

      Алле, похоже, было не больно идти, она спокойно наступала на туго перевязанную белым бинтом ногу. Потом я заметила две наклейки пластыря на ее правой руке, одну на локте, другую в районе запястья, и спросила:

      – Ты еще и руку разбила?

      – Здорово грохнулась, – подтвердила Алла, – хорошо лицом в асфальт не угодила.

      – Больно тебе, – пожалела я подругу, – вон, даже сквозь пластырь кровь слегка проступила.

      – Ерунда, –