Прорыв «Зверобоев». На острие танковых ударов. Владимир Першанин

уничтожил. Значит, капитану орден, а нам…

      – Хватит, Матвей, – морщась, перебил его старший лейтенант. – Чего делить? Вместе воевали. Не мы, а танки впереди шли. Сколько ребят из батальона сгорели.

      – Я насчет ребят молчу. Просто не понимаю, за какой хрен из Болотова героя сделали? Суетился без дела, сколько танков впустую потерял.

      – Если не прекратишь свои дурацкие счеты, я спать пойду. Мало сегодня всем досталось? Ты еще склоки добавляешь.

      На Колесника дружно обрушились Авдеев и Манихин. Чистяков приказал прекратить свару, понемногу успокоились, допили остатки и отправились спать.

      С утра Матвей Колесник заварил два котелка иван-чаю. В травах механик разбирался, и чай получился не хуже настоящего, тем более сахар имелся.

      Вчерашний спор не вспоминали. Налетели два «мессершмитта», сбросили несколько мелких бомб. Но разгуляться им не дали. Открыли огонь крупнокалиберные пулеметы, которые имелись в самоходно-артиллерийском полку и у пехоты.

      Сбить никого не сбили, но «мессеров» прогнали.

      – Это вам не сорок второй год, – погрозил вслед кулаком Вася Манихин.

      До полудня занимались ремонтом, маскировали машины. Вместе с обедом пришла почта. Саня Чистяков получил сразу два письма. Одно от матери, другое от Кати.

      Всегда радуешься письмам из дома и всегда невольно ждешь плохих новостей, хотя мать старалась не расстраивать сына. Отец, после тяжелого ранения еще в сорок втором году, служил старшиной в саперном батальоне.

      Хотели комиссовать, но раздумали. По-прежнему командовал взводом. Какие потери несут саперы, Саня нагляделся, когда их саперная рота под огнем разминировала проходы в минных полях и наводила переправы. За год с небольшим на три четверти состав сменился.

      А каково там отцу в его сорок девять лет, да еще с перебитой ногой? Больше всего беспокоила судьба младшего брата Феди. Он закончил пару месяцев назад училище связи, получил «младшего лейтенанта» и воевал где-то севернее.

      Короткая жизнь на фронте у этих «шестимесячных» лейтенантов. Рвутся вперед, стараются доказать свою смелость, а опыта никакого. Бесполезно учить в письмах осторожности, не лезть без нужды на рожон. Федя, хоть и в отца, рассудительный, не такой шустрый, как Саня, но война есть война.

      Хуже всего, если попадет под начало дурака-командира, вроде майора Швыдко, танкового комбата, совместно с которым действовала их батарея летом сорок третьего.

      Тому чужая жизнь – копейка. И танкистов в лобовую атаку гнал, прячась за их спинами. А уж если связь нужна, погонит в пекло весь взвод, пусть хоть все там останутся.

      Писала мать о погибших односельчанах. Некоторые вернулись. Матери до смерти рады, а на ребят смотреть, слезы льются. Пришел после госпиталей сосед по улице, Миша Шуваев. Получил тяжелую контузию, руки-ноги ходуном ходят, едва шагает с костылем под мышкой. Без ноги вернулся другой приятель. Пьет с тоски, места себе не находит.

      И обязательная приписка в конце: «Береги себя, Санечка. Богу молюсь за тебя с Федей и отца. Без вас