Санчо-Пансо для Дон-Кихота Полярного. Анна Ткач

чтобы меня русским человеком оттитуловали?.. Это что за национальная диффузия…

      Попов в мою сторону покосился и тоже, поди ты, хихикает.

      И прочие не отстают!

      Кася вон даже кофе поперхнулась, Колчаку на счастье ее по спинке похлопать. До того у него ручонки иногда шаловливые, оказывается… И по рукам-то его не бьют, знает ведь к барышням подход… А Кася девчушка наголодавшаяся: до сих пор как увидит еду, скулы у нее сводит, ну и адмирал ей кусочки послаще и подсовывает с Потылицей наперегонки. Кофе с молоком у нее, "бяла кава" – она такой любит, я знаю, и белого хлебушка ломтик, намазанный чуть подсоленым маслицем коровьим с тертыми кедрушками: Потылицын кулинарный рецептик. Колчака потчевать от хворобного худосочия. А то и впрямь адмирал как из гербария. До четырех пудов не дотягивает.

      Колчак ворчит – обкормили… – но особенно не бунтует. Ест с простоквашей. Очень уж это вкусно, товарищи! А соли ему и нельзя сейчас, так Потылица, баловень и потатчик, санитар еще называется, тайком от меня солит! Я его отловил, говорю, ты поди уже и солененькой рыбки адмиралу принеси, чтоб ревматизмом посильнее скрючило, а он мне: Да абмирал-от селедку не уважат… Огурцы уважат, капусту, грибы уважат, а селедок – не уважат. Это он ему уже приносил, представляете?.. Хорошо, Колчак беззубый: много уважительного, подумал я, не съест!

      Плохо я Потылицу знал.

      Красный партизан Семен Матвеевич, влюбленный в математику с буквами, но без цифр – и действительно чему-то там Колчак его учит! – уважительное и солененькое мелко-меленько крошил ужасающим своим ножищем (в сапоге носит, представляете?..) прямо-таки на овощную икру… Кушайте, Александр Васильевич, от пуза!

      А Александр Васильевич, откушав, на ночь потом чаем так полоскается, что скоро будет у нас амфибия адмиральского звания, я вас уверяю.

      И тут я, весь, понимаете ли, в размышлениях о новой своей национальной принадлежности и как мне с этой принадлежностью себя держать, уж не сплясать ли вприсядку, ой, точно водку учиться пить придется, вижу то, о чем читать мне только приходилось. Будто книжка какая историческая ожила. Степан Ферапонтович аккуратно бородище свой, который капкан для мышей, приглаживает обеими огромадными ладонищами, волосища за уши заправляет, на середину выходит неспешным шагом…

      И торжественно, со значением, напоказ отвешивает Колчаку поклон в пояс. Колчак наверняка тоже книжки читал, потому что совершенно серьезно прижимает к сердцу ладошку и с достоинством, но аж до упора подбородком склоняет голову, головы не потрогав: ему там приглаживать нечего, утром так бриллиантином прилижется – до вечера волосы как приклеенные!

      И вдруг понимаю я, что оба этих поклонщика, что бородатый-косматый и малограмотный, что бритый-стриженый и ученый – они одинаковые… Как Колчак Потылицу учил выговаривать: конгруэнтные. Плоть от плоти одной земли, дорогие мои товарищи, уж простите меня за потасканное выражение… Той вот самой земли, к которой отныне меня причислили.

      И в которую я зубами вгрызусь, ногтями закогтюсь, да еще кой-чем уцеплюсь – это кто там посмеивается?! – но сдвинуть себя с нее никому не позволю!