Но мы воскресли. Анна Дарвага

сумрачно. До совершенной непроглядности оставалось примерно полчаса.

      Я осторожно выглянула из пещеры и убедилась, что меня не поджидает рой полицейских. Лес оглушил меня какофонией звуков, взорвавшихся после тишины глубокого транса. В щелкающих ветках гудели невидимые мне насекомые, ветерок шуршал ветвями и подложка трещала под незримыми лапами. Первые шаги в этом мире заявляли о себе так громко, что, мне казалось, все сбежались посмотреть на такого слонопотама. Я замирала и оглядывалась. Вокруг по-прежнему стояла шумная тишина. Никаких людей.

      Уже затемно я спустилась к той дорожке, где встретила бегуна, и решила идти в том же направлении, что и атлет. По моим ощущениям это был район Орты с замком и лабиринтом. Там камер, как мух. Четкого плана не было совершенно. Даже нечеткого и того не видать. Голова гудела, как море в раковине. Хотелось лечь и проснуться, наконец, в своей постели в Москве и осознать, что последние восемь лет были сном.

      Очнуться от ощущения нереальности меня заставил силуэт монахини. Впереди, в одной со мной направлении, грузно ступая, вышагивала квадратная массивная бенедиктинка. Как если бы я просила: «Боже, дай мне знак!». Тотчас сообразив, как можно использовать этот подарок судьбы, я сжалась, опустилась на полусогнутые и стала красться вперед.

      Монашка бодро шаркала огромными ногами и при приближении ее фигура показалась мне еще мускулистее. Не собираясь наносить ей существенного вреда, я взяла пистолет за дуло и решила оглушить ее рукояткой, раздеть в благих целях и в таком виде прибыть в Таррагону – в буквальном смысле за ради Христа.

      В тот момент, когда я начала финишный разгон и замахнулась для удара, монашка резко развернулась, выкинула огромную ручищу и зарядила отменный бэкфист по челюсти. Я отлетела на колючую обочину, охнула и осела в пыль, держась за левую щеку. Правую не подставила бы.

      – Что, сука, решила меня ограбить? – хриплый бас будто принадлежал боцману каперского судна. Боевая монахиня подошла поближе и, упирая тяжелые ручищи в бока, угрожающе нависла надо мной. На лице, которое Бог впопыхах вырубил топором, отразилась смесь превосходства и негодования. «Кажется, мне не везет и на баб тоже», – подумала я, пытаясь подогнуть под себя ноги и встать. Надо было бы это делать быстрее, потому что монахиня заметила мое движение и с подскока пнула мое бедро своим железным рубанком ноги, так что у меня из глаз вырвался рой искр.

      – Обобрать Пакиту Банану? Да я таких как ты пачками рубила на четвертины и в бочках из-под селедки сплавляла в Китай на снадобья, да простит меня Господь! – монахиня воззрилась на небо и покаянно перекрестилась. Процедура не сделала ее смиреннее. Напротив, она решительно потянулась к моим волосам и тут я поняла, что придется стрелять, ибо честный бой я принять не в состоянии. Шкуру, точнее сутану, портить было нельзя, поэтому я приставила дуло практически к плюсне и нажала на курок.

      Выстрела слышно почти не было (все-таки глушитель – полезный аксессуар), но остервенелый