День Всех Святых. Дмитрий Захаров

ударился шасси о взлетную полосу, немногочисленные пассажиры привычно зааплодировали. Сергей отстегнул ремень безопасности.

      – Не могу понять, к чему ты клонишь!

      Жанна очень внимательно посмотрела ему в глаза.

      – Если отмести все рациональные объяснения совершенного преступления, остается только одно.

      – И какое же?

      – Дьявол! – коротко ответила женщина.

      – А-а-а… – недоверчиво протянул Авдеев.

      – Зря смеешься. Победа дьявола состоит в том, что он убедил людей, будто его не существует.

      – Круто сказано!

      – Это не моя мысль. Так вот, все парадоксальные преступления совершаются с холодным сердцем. Об этом говорила цыганка. Когда того парня обследовали на предмет вменяемости, его пульс не превышал восемьдесят ударов в минуту.

      Авиалайнер остановился, пассажиры сидели, ожидая, пока подъедет трап. Окна иллюминаторов залепила мокрая взвесь снега с дождем. Сергей поднялся, достал походную сумку из багажника.

      – А сколько дали тому наркоту? – спросил он.

      – Его признали невменяемым…

      Авдеев машинально набрал номер Ермакова, его ожидал приятный сюрприз. Вместо дежурной фразы провайдера в динамике пошли длинные гудки, сменившиеся стандартной фразой автоответчика. Подъехал трап, люди цепочкой потянулись к выходу.

2

      Осязание пришло одновременно с пробуждением. Сон спадал прядями, обнажая реальность. Боль концентрировалась в темени, двумя сантиметрами ниже младенческого родничка, который закрывается через год после рождения. Уязвимое место. Вслед за ощущением боли включился слух. В уши вливалась однообразная мелодия. Пела женщина. Песня была без слов. Долгую ноту сменяла другая, на октаву выше, затем третья, длинная и тягучая. Если бы не живость человеческого голоса, выводящего фантастическую песню, можно было предположить тревожный звук сирены. Голую спину и ягодицы холодила твердая поверхность, чувствительность кожи восстанавливалась одновременно с сознанием, кожу покрыли острые мурашки. Царящая вокруг глухая мгла имела прозаическое объяснение. Ее глаза покрывала плотная повязка. Семьдесят процентов информации человек усваивает благодаря зрению. Марина потрясла затекшую руку, протянула ее к лицу. Пение тотчас стихло.

      – Нельзя! – послышался испуганный крик.

      Кричали сзади и чуть сбоку. Коснувшаяся было повязки рука замерла неподвижно.

      – Нельзя-я-я-я… – голос звучал почти умоляюще.

      Марина послушно вернула руку на прежнее место. Сердце забилось часто, во рту пересохло.

      – Я… Я хочу пить… – прошептала девушка. Послышались шлепки босых ног, журчание наливаемой воды, и спустя мгновение воспаленных губ коснулся холодный край посудины. Вода была сладковатой, с оттенком фармацевтического привкуса. Марина выпила все до дна, сдержав приступ тошноты. На лбу выступила испарина. Она протянула руку, желая вытереть пот, но ее руку бережно, но твердо ответили в сторону.

      – Нельзя… – теперь уже ласково, как несмышленому ребенку сказала