Невинная пленница. Айрин Лакс

прошмыгнуть незамеченной после ночи бурной тусовки. Моей первой в жизни тусовки в компании подруг на концерте офигительной рок-группы.

      Этой ночью, в честь моего дня рождения, мы решили стать плохими девочками. Хоть раз в жизни мне захотелось наплевать на запреты отца. Нарушить правила. Стать свободной, взрослой. Вольной принимать решения самой, повинуясь зову сердца.

      Юность рулит! Гормоны бушуют.

      Я сделала несколько сумасшедших вещей, чтобы доказать всем, что я не кукла отца.

      Покрасила волосы в малиновый цвет.

      Набила тату.

      Проколола пупок.

      Боже… Если он увидит… Сходу прибьёт.

      Теперь я сама буду распоряжаться своей судьбой. Как говорить, как одеваться, с кем дружить, где учиться… Я сделаю выбор сама.

      «Девочка созрела…».

      Как гимн звучит в голове мотивирующая песня Земфиры.

      В доказательство того, что я – отныне свободная, взрослая личность, я перекрасила волосы в розовый цвет и сбежала с подружками на рок-концерт бродячих музыкантов.

      Это был бунт. Протест. Чтобы позлить папашу-тирана, который распланировал мою жизнь от и до. По своему вкусу.

      – Новый стиль, – хвастаюсь я, тряхнув малиновой шевелюрой.

      Глядя в тёмно-карие глаза хладнокровного диктатора, глядя на то, как его лицо рекордно быстро наливается краской, а на виске начинает пульсировать жилка, делая папу похожего на бешеного пса, я отчего-то быстро теряю смелость.

      Нет, не вышло.

      Лишь в мыслях я оказалась смелой.

      На деле же – попустилась.

      Не смогла дать отпор. Увидев страшнючие глаза отца, я моментально сжалась в клубок.

      Ненавижу скандалы. Он всю жизнь меня подавляет. Я не люблю, когда на меня повышают и голос, болезненно воспринимаю конфликты.

      Седые брови сдвигаются на переносице, руки сжимаются в кулаки, а ноздри как у быка раздуваются.

      Всё. Мне конец.

      Сейчас начнётся извержение вулкана.

      Много гадостей на меня выльется.

      Отец открывает рот, набирая побольше воздуха, и орёт:

      – Дрянь! Ты в своём уме? Ты что наделала?!

      Глухой стук. Он яро топает ногой, насквозь прожигая меня своей властной энергетикой.

      – Этот ужас навсегда? – за волосы меня хватает, грубо их сжимает. – Мочалка. Гадость! Кто позволил? – грубо от себя отталкивает. Я почти бьюсь затылком об стену, начинаю молиться.

      Кошмар. Я разбудила дьявола. Сейчас мне не поздоровиться.

      – Нет, па, – лихорадочно машу руками, пытаясь оправдаться, – это оттеночный шампунь. Он смывается моментально.

      Морщины на вспотевшем лбу слегка разглаживаются.

      – Больше никаких посиделок с подружками. Ты на самоизоляции. Живо, в ванную пошла! Молись, чтобы тебе удалось смыть с себя этот кошмар и будь готова.

      – К чему готова? – нервно сглатываю, предчувствуя что-то ужасное.

      – Ты должна ему понравиться, – цедит отец, надменно скрещивая руки на груди, вздёргивая вверх подбородок.

      – Кому