Машины Российской Империи. Иван Крамер

она все же не тянет, но вот на старшую сестру – запросто. Поэтому я называю их по именам, это давняя привычка, совершенно для меня естественная.

      – Вы что, собираетесь на нашем «федоте» прямо к банку подкатить? – уточнил я.

      Он сдержанно улыбнулся:

      – Вроде того.

      – Удачная задумка. А визитки свои сунете охраннику в карман, когда уложите его лицом на пол, или директору банка на письменный стол подкинете?

      Родитель, давно привыкший к вулканическим выбросам моего остроумия, в ответ подмигнул:

      – Сейчас все поймешь.

      Почему все-таки оба такие напряженные? Не свойственно это моим родителям, ох, не свойственно. И дело не только в ограблении «Царь-Банка», тут что-то другое, непонятое. Что-то их гложет.

      Только мы сели в карету, как во дворе появилась Джейн. Под плащом у нее был строгий темный костюм, что в сочетании с жутко кокетливой шляпкой-букетом производило неизгладимое впечатление. Наша мама вообще состоит из контрастов. Большой револьвер – и шляпки-букетики, нож в чулке, стилет в муфте… А еще она любит всякие яркие украшения, но природный вкус помогает ей блюсти меру.

      Усевшись позади, возле Джейн, я вдруг понял: надо прямо сейчас сказать им то, что уже несколько дней хочу сказать, да все не решаюсь. Потому что если не скажу – потом вообще не соберусь. А я должен объявить родителям о своем решении, просто обязан. Сколько можно тянуть?

      Я открыл рот, но тут Генри спросил:

      – Отопрешь ворота?

      Пришлось выбираться из кареты, раскрывать их, потом закрывать. Когда мы поехали по улице, из-за угла показался околоточный Игнат, брат моего друга Петьки Сметанина. Игнат на пятнадцать лет старше Петьки, имеет изрядное пузо и добродушное лицо. Он шагал вдоль заборов, на одном боку – дубинка, на другом, в кобуре с гербом полицейских сил Санкт-Петербурга, – однозарядный пистолет. Увидев нашу карету, приостановился и махнул рукой.

      – Принесла нелегкая! – отец поехал быстрее.

      – Сделай вид, что не видишь, – посоветовала мама.

      – Именно такой вид у меня сейчас.

      – Ты левее держи…

      – Джейн!

      – Ну, все, все, сам разбирайся.

      И тут я решился. Просто-таки расперло всего от желания наконец выступить с важным семейным заявлением. И я выступил:

      – Джейн, Генри, я хочу пойти в сыщики.

      Наступила тишина. То есть карета катила дальше, стучала подвеска, урчал котел, но внутри «федота» сгустилась такая плотная, осязаемая тишина, что на ней можно было повеситься, как на суку.

      Потом отец резко затормозил, а мама повернулась ко мне:

      – Что?!

      Нет, на самом деле все было не так. Карета ехала себе, отец рулил, мама глядела в окно. Потому что в действительности я ничего не сказал, только ярко, зримо представил себе, как говорю. В отличие от мужества воображение у меня хорошо развито. Я его намеренно развивал, решив, что это полезно для полицейского сыщика. Логика, аналитика – конечно, основное, но