Ритм наших сердец. Стелла Так

дыбом. Я быстро встряхнулась и с содроганием подумала о музыке, которую он слушал в самолете. Самый настоящий мусор. Если у него нет ничего лучше, то Ксандеру нет нужды беспокоиться. Только одна мелодия все еще эхом раздавалась в моей голове.

      – Он тоже будет играть на фестивале «Зажигай»? – поинтересовалась я.

      – К сожалению, да, – ответил Ксандер. – И его музыка сейчас продается лучше моей. Но для этого здесь ты. Вместе мы напишем песню о том, как у Габриэля Блейзона никогда не получится вытащить себя из высокомерной задницы, – усмехнулся брат, и хорошее настроение снова вернулось к нему. – Я подумал, что сначала мы оставим твои вещи в квартире, перекусим, а затем займемся мозговым штурмом. У нас, к сожалению, нет даже двух недель до того, как песня должна быть готова.

      – Нет проблем, думаю, у меня уже есть идея, – призналась я.

      То, что Габриэль Блейзон сыграл в этом немаловажную роль, Ксандеру знать не стоило. И Габриэлю Блейзону тоже.

      – Ого, прекрасно! – Ксандер посмотрел на меня. – Я так рад, что ты здесь, Сэм-Сэм.

      – Да, – улыбнулась я бурной радости брата и снова утонула в мягкой коже, – я тоже.

      6

      Взгляни в мои глаза,

      Что под покровом ночи.

      Тебе не спрятать дьявола,

      Тебя всю вижу точно.

      Планируешь измену, но помни:

      Всему заплатишь цену.

      И как бы ни хотела,

      Тебе не спрятать дьявола,

      Тебя всю вижу точно.

      Твоих прикосновений мало,

      Сливаются огонь и лед, и мы в них таем.

      – Сюда надо наложить второй бит, – решил Ксандер и постучал пальцем по бумаге.

      На полу творился настоящий хаос. Вокруг валялись листы с нацарапанными фрагментами текста и листы с написанными на них нотами. Между ними лежал ноутбук Ксандера, на котором он время от времени слушал ритмы, играл с ними, снова отбрасывал и загружал лучшие на разноцветную доску сэмплера.

      Она выглядела как квадрат с розовыми, желтыми, зелеными и синими кнопками и использовалась для воспроизведения записанных звуков. Я писала заметки, а Ксандер кое-что добавлял к ним. Меня снова и снова восхищало то, как он мог запомнить, какой звуковой фрагмент сохранил в каком поле сэмплера. Сам по себе сэмпл звучал не очень, но брат играл на этой штуке, как я на пианино, и извлекал из нее звуки, которые в конечном итоге превращались в мелодию. Он добавлял к ней другие треки, которые мы написали, ритм и гармонию, бас и мелодию, всплеск адреналина и гипнотический минимум. Вместе взятые, они вибрировали внутри и заставляли пульс биться быстрее.

      Здесь мы создавали всего лишь черновую версию, но это уже сейчас было лучшее, что мы когда-либо писали вместе. Как только мы получили возможность работать в студии с полным оборудованием Ксандера, я начала вносить последние штрихи в мелодию.

      – Ты уже нашел певицу? – осведомилась я.

      – Да. Сэнди сделает это, – пробормотал брат, печатая на компьютере, и немного взвинтил тон.

      Я скривилась, когда музыка