Антигония. Вячеслав Борисович Репин

за руку.

      – У вас по монетке не найдется? ― не унимался первый бомж, догадавшись, что момент самый подходящий, чтобы что-нибудь выклянчить.

      С видом человека, который знает цену деньгам и людским невзгодам, я выдал обоим по франку и предложил знакомой Хэддла войти в кафе, витражи которого озаряли тротуар с другой стороны площади, уже погрузившейся в сумерки.

      На вид хрупкая, белесая, в рединготе каштанового цвета с норковым воротником, каких в Париже давно не увидишь даже на старушках, доживающих свои дни в респектабельных кварталах Нёи, Отойя или Пасси, ― знакомая Хэддла производила на меня довольно неожиданное впечатление. Во мне тут же окрепла мысль, что передо мной чудачка, и я проявлял сдержанность.

      Заняв столик в левом дальнем углу, как раз там, где любил прохлаждаться Хэддл, но это произошло непроизвольно, мы заказали каждый свое. Я попросил рюмку вина, а моя гостья «тизан» ― то есть травяной чай. Во Франции такие отвары потребляют обычно перед сном. Это показалось мне дополнительным подтверждением догадок насчет чудаковатости.

      Еще в дверях кафе успев ее предупредить, что она приехала ни за чем, что я не смог ей дозвониться и отменить рандеву, и в то же время не смог дозвониться и Хэддлу, чтобы выяснить у него насчет книг, я вдруг твердо пообещал ей уладить всё при первой возможности. Беспомощный вид соотечественницы Джона, изучавшей меня заинтригованными ясными глазами, буквально подталкивал к обещаниям.

      – Да мы только что с ним говорили, ― обронила она по-французски с уже знакомым американским акцентом.

      – С Джоном?!

      – Он у отца застрял, в Хьюстоне… У вас нет его сотового? ― она порылась в сумочке, вынула пакетик папиросной бумаги для скручивания сигарет с надписанным на ней номером и дала мне на него взглянуть.

      – Нет, этого у меня нет, ― сказал я. ― А секретарша, в конторе его отца, утверждает, что он уже уехал в Огайо, ― пожаловался я на свою неосведомленность.

      – С сотовыми телефонами вечная путаница. Вы вроде и там и здесь одновременно… ― Она скользнула по мне нетерпеливым взглядом.

      – И как он там? Чем он делает в Хьюстоне?

      – Говорит, рад, что вернулся… Знаете, здесь во Франции чувствуешь себя… как в родной сельской церквушке. Кто-нибудь обязательно женится в воскресенье, все лица знакомые. Только бывает тесно… Все друг другу на ноги наступают, все про вас всё знают… У вас не бывает такого чувства?

      – Нет, пожалуй, ― взвесив, ответил я. ― Но я понимаю, что вы хотите сказать.

      – А книги он спрятал в диване. Связанные веревочкой… Под той створкой, которая откидывается и всё время падает, ― складно тараторила она по-французски, озадачивая меня каждым своим словом. ― Говорит, что хотел отправить почтой, да забыл… Он всегда всё забывает, ничего не поделаешь… ― В голос закралась нотка печали.

      – Вы хорошо знакомы, насколько я понимаю…

      Она отмахнулась. Ответ прозвучал не сразу:

      – Вроде неплохо… Да что толку? Уехал ― даже слова не сказал. Это называется ― смылся.

      – Не похоже