Утерянные победы. Эрих фон Манштейн

свою свору пропагандистов, проложив путь к достижению разумного мира.

      С другой стороны, английский национальный характер, так полно воплотившийся в личности главы правительства Черчилля, препятствовал тому, чтобы Англия в той фазе войны серьезно искала тогда – да и позже – разумного конструктивного соглашения. Приходится удивляться упорству англичан, при всех обстоятельствах решивших продолжать начатую борьбу, как бы ни угрожающе иногда было их положение. К этому нужно еще добавить, что это ожесточение, «непреклонная ненависть» к Гитлеру и его режиму (у некоторых политиков и по отношению к прусской Германии) притупили способность распознать еще более грозную опасность, которая создалась в Европе в лице Советского Союза. Очевидно также, что английская политика находилась в плену традиционных соображений о «европейском равновесии» (ради восстановления которого Англия в конце концов и вступила в войну), которые предполагали свержение ставшего слишком могущественным государства на континенте. Закрывали глаза на то, что в изменившемся мире надо было восстанавливать «мировое равновесие» ввиду того, что Советский Союз стал большой силой, и ввиду той опасности, которую представляла для Европы эта страна, преданная идее мировой революции.[72]

      К тому же глава английского правительства Черчилль был слишком воинственным. Это был человек, который думал исключительно о войне и желанной победе и смотрел на политическое будущее через призму этих военных целей. Только спустя несколько лет, когда Советы подошли уже к Балканам – этому нервному узлу Великобритании, Черчилль распознал заложенную здесь опасность. Но в то время он ничего не мог сделать, имея союзниками Рузвельта и Сталина. Сначала он верил в силы своего народа и в то, что США во главе со своим президентом в конце концов будут вести войну на стороне Англии. Но как мало в то время была готова к этому основная масса американского народа при всей его антипатии к Гитлеру!

      Скрытая угроза, которая исходила для Германии от Советского Союза, не могла, конечно, укрыться от взгляда такого человека, как Черчилль. Что касается войны, то он рассматривал ее как надежду для Англии. Напротив, мысль о соглашении с Германией не находила места в его мозгу, так как после подобного соглашения с большой вероятностью последовала бы в ближайшее время борьба между обоими тоталитарными государствами. Хотя здравое взвешивание сильных и слабых сторон обоих государств не позволяло с уверенностью ожидать полной победы одного из них, можно было надеяться на то, что они оба свяжут себя такой войной на долгое время, что приведет к их взаимному ослаблению. Эта ситуация неизбежно будет иметь следствием то, что обе англосаксонские державы получат роль мировых судей. Возможно также, что война между обоими тоталитарными государствами приведет к гибели их режимов.

      Во времена диктатур, идеологий, «крестовых походов», взвинчивания масс народа безудержной пропагандой слово «Разум» нигде, к сожалению,

72

Итак, Манштейн упрекает Гитлера вовсе не за то, что фюрер начал войну – а за то, что Германия выступила против не того противника. Это мнение представителя германского генералитета нельзя забывать при создании любых альтернатив событиям 1939–1941 годов – без которых невозможно понять мотивы принятия решений тогдашними военными и политическими руководителями всех европейских (и не только) государств. (Прим. ред.)