Примкнуть штыки!. Сергей Михеенков

свою невесту рассказываешь, трепло!

      – А, теперь всё едино. Теперь мне её не жалко. Уже месяц писем не пишет. Брат сообщил, что к Тане моей гармонист, Сёмка, мелодию подобрал. А если так, то… Все ребята наши на фронт ушли, а Сёмка – белобилетник. У них в роду никто в армии не служил. Ему сейчас там лафа. Один на всю деревню. Таню выбрал.

      – Гад он, твой гармонист, – сказал Алёхин.

      Денисенко тоже встрепенулся:

      – Как же это так, Ванюх? Война же идёт! Какая может быть гармонь? Что у вас за деревня такая? Несознательная какая-то.

      – Деревня хорошая. Весёлая, – мечтательно продолжал Ванюха. – Журавлихой называется. Шестьдесят семь дворов. Девки, главное дело, все гладкие, справные. Яблоками пахнут.

      – Какими ещё яблоками? Девка она и есть девка. Девкой и пахнет.

      – Нет, – спокойно и уверенно возразил курсант, – наши, журавлихинские, яблоком пахнут. Точно говорю вам. Ребя, а что, живы будем, айда ко мне в Журавлиху! От Подольска недалеко. На поезде меньше суток.

      – Девок твоих нюхать? Или гармонисту морду бить?

      – Да ну его. В Журавлихе и без Таньки девок много. Невест себе выберете любых. Точно говорю вам.

      – Девки, братцы, везде хорошие. Только теперь не про нас они…

      А сержант Смирнов вдруг пропел фальшивым голосом:

      Гармонист, гармонист,

      Положи меня под низ.

      А я встану погляжу,

      Хорошо ли я лежу.

      – Пошёл ты к чёрту, сержант, со своим похабством!

      Некоторое время ехали молча. Слушали, как гудит мотор и гремят внизу колёса. Иногда грузовик притормаживал, что-то объезжал.

      – Что там такое?

      – Воронки. Вон, посмотрите, свеженькие.

      – Обстрел? Или бомбёжка?

      – Какая разница.

      – Большая. Если обстрел, то, значит, германы рядом.

      – Может, и рядом. Скоро узнаем.

      – Да, ребя, хорошо было до войны…

      И Воронцова кольнуло это «до войны», произнесённое уже не раз за последние дни. Видать, прав был, дед Евсей: германца скоро не одолеть. Вон он как прёт. Фронт прорвал на всю глубину. Сколько ж у него танков и самолётов, если наши, такой силой, не смогли остановить его? Если на Десне его не удержали, то что против него мы? На какой-то речке, которую не только танки, но, может, и куры вброд переходят, как говорит дед Евсей, гузку не замочив. Правда, об этих предположениях лучше помалкивать. Командованию видней.

      Курсанты уже и не пытались дремать. Постукивали подошвами сапог и прикладами новеньких СВТ по деревянному настилу кузова, ощупывали подсумки и штык-ножи в металлических ножнах на ремнях, поглаживали вещмешки, в которых лежало кое-какое личное имущество: смена тёплого белья, комплект запасных портянок, вафельное полотенце – всё новенькое, выданное старшиною прямо со склада. Там же, на самом дне, лежали пакеты с сухим пайком. Так – продукты внизу – приказал уложить ранцы помкомвзвода Гаврилов. Теперь они поняли, почему.

      Полевой кухни у Шестой роты не было. Обещали прислать