Белый царь – Иван Грозный. Книга 1. Александр Тамоников

Такая смерть красна, светла и почетна.

      Федор подошел к Дмитрию, обнял его и сказал:

      – За то ты люб мне, Митька, что такой вот, настоящий, открытый, отчаянный. Душа твоя светлая, добрая. Слову своему ты всегда верен.

      – Ладно лапаться-то, – смущенно проговорил Дмитрий. – Я не девица. А давай-ка, друг Федя, свежего медку попробуем?

      – Так скоро за стол садиться.

      – И то правда. Чего там у нас на дворе?

      – Чего заторопился?

      – До дому ехать надо.

      Федор улыбнулся и спросил:

      – Так уж и до дому?

      – А куда же еще?

      – Тебе виднее.

      Дмитрий посмотрел на товарища.

      – Погоди, Федька! Ты на что намеки делаешь?

      – Думается мне, Митька, что на посад ты собрался.

      – А коли и так, то что? Где хочу, там и езжу. Я человек вольный.

      – Так-то оно так, только надо ли? Да и небезопасно одному ночью по Москве разъезжать. Слыхал, на прошлой неделе обоз из Углича у слободы разбойники разорили? Говорили, всех приезжих ножами порезали. Мальчонка один в живых остался. Под телегой спрятался.

      – А еще я слыхал, что разбойников тех у дубравы поймали да на дубах вековых и повесили. Мальца же к себе в семью купец какой-то взял. На Москве, Федя, почитай, каждый день кого-нибудь режут. Мне из-за этого в хоромах скрыться? Дома сиднем сидеть? Не будет такого.

      – А не боязно по городу ночью ездить? Только правду скажи.

      – Страх, Федя, у каждого внутри сидит. Только один так и живет всю жизнь с ним, а другой изгоняет из себя этот страх. Тебе неведомо, что я в отрочестве очень уж боязливым был.

      – Ты? – искренне удивился Федор.

      – Я, Федя. Только гляди, тебе одному душу открываю, так что другим молчок.

      – Слово!

      – Матушка говорила, что собака меня напугала, когда я еще под стол пешком ходил. Я на лужайке возле дома игрался, а мимо стая голодная пробегала да ко мне ринулась. Помню, морды у псов страшные, черные, клыки здоровые, с них слюна до земли. Сердечко у меня забилось, я задрожал как осиновый лист, хотел кричать, да не мог, голосок пропал. Я закрыл глаза и ждал, что сейчас собаки начнут рвать меня до боли, до смерти. Благо Родион с крыльца увидел ту карусель, выбежал с оглоблей, разогнал стаю и меня в дом унес. Так я потом даже заикался, у знахарки лечился.

      – Ты никогда не рассказывал об этом, – проговорил Федор.

      – Потому как стыдно. Да и зачем тебе было знать о том?

      – Сейчас же сказал!

      – Теперь можно. Не страх меня, а я его сломал, из нутра выкинул. Вот многие говорят, отчаянный Митька, а не знают, что до семи годков я драться с соседской детворой не мог. Боялся.

      – Ты, и боялся? – опять удивился Федор.

      – Боялся! Выйду к ребятне, а мне кулаком в нос. Был там один конопатый, подлый малый, да ты его должен знать, сын князя Гурского. Перед парнями повзрослее заигрывал, а над мальцами измывался. Он меня и бил, а остальные смеялись. Я, как побьют, домой. Забивался в горнице под лавку и плакал. Это теперь из меня слезу обухом не