Девочка, Которая Выжила. Валерий Панюшкин

констатировал Максим с некоторой даже жестокостью: у него начинался переходный возраст.

      – О господи! – мать закрыла рот руками и опустилась на стул. – Много?

      – Двенадцать тысяч долларов.

      – Боже! Втайне от меня?

      – Мам, не втайне от тебя денег скопить нельзя.

      – Да как ты?! Ну да, ты прав. Дура, разорила семью. – И мать заплакала.

      Через полчаса вернулся отец, мрачный, как ураган «Катрина». Мальчики играли в компьютер. На кухне у аккуратно прибранного стола сидела мать. Перед нею на столе тремя аккуратными стопками лежали двенадцать тысяч долларов. Отец застыл в дверях.

      – Ты, что ли, вытащила деньги, прежде чем сдать газеты в макулатуру?

      – Ну да, ты совсем меня за идиотку считаешь? Или это мода такая – реветь сразу, как дикий медведь, и скакать по лестнице, как горный козел?

      Отец обнял ее, поцеловал щеку, шею, губы и пальцы. И прошептал:

      – Маникюр красивый. Я сразу заметил, просто не успел сказать.

      С той поры мать стала считать Максима безусловным гением дедукции, но тайника, куда он спрятал деньги перед поездкой в Астрахань, Максим матери так и не открыл.

      В тот день в проклятую пятницу часа в четыре Максим забежал в суд, отнес судье Кулагиной постановление о продлении содержания под стражей убийцы и педофила. Кулагина спросила:

      – Что так поздно?

      Максим ответил:

      – Просьба рассмотреть в понедельник.

      Кулагина сказала:

      – Все забито. Вот выйдет твой педофил, что будешь делать?

      Максим ответил:

      – Прошу в порядке исключения.

      – Ладно, – кивнула Кулагина, – рассмотрим. Иди служи.

      Максим ответил:

      – Служу России.

      Вернулся в кабинет, сел опять печатать постановления. И часов в шесть из отдела полиции позвонил дежурный. Максим сказал в трубку: «Печекладов», а дальше только морщился. Он поморщился, когда дежурный заявил, что у них «очередная парашютистка, молодая девка». Еще раз поморщился, когда дежурный сказал, что «ребята там уже составляют материал по факту самоубийства». И в третий раз поморщился, когда услышал от дежурного, что «там полно народу и очень галдят».

      Во-первых, людей, выпавших из окон, полицейские, конечно, всегда называют парашютистами, но так нельзя. Не только потому, что пренебрежительные шутки в адрес потерпевших противоречат этическим нормам, о которых написано в каждом учебнике криминалистики. Но еще и потому, что – это магия какая-то, – если относишься к жертвам без уважения, они не помогают раскрыть обстоятельства своей гибели. Во-вторых, полицейские не могут составлять материал по факту самоубийства, могут только по факту обнаружения тела с признаками или без признаков насильственной смерти. В-третьих, главная задача полицейских в том и состояла, чтобы огородить место происшествия и удалить оттуда людей, а у них там «полно народу и очень галдят».

      Максим надел куртку, вышел на улицу и направился к месту происшествия пешком. У него была служебная