Девочка, Которая Выжила. Валерий Панюшкин

рецепты. Он словно бы подсознательно почувствовал, что вот готовит, например, ризотто с белыми грибами, а этого ризотто никто не ждет, и никто ему не радуется. Свои собственные романы на стороне не мешали Елисеевым кулинарным способностям, а роман жены помешал. Признания, разоблачения и расставание случились после.

      За пять лет жизни порознь равновесие наладилось. Из кухни пахло китайскими хрустящими баклажанами. Бывшая жена нарезала их ломтиками, обваливала в смеси крахмала и муки, обжаривала до золотистой корочки в кипящем масле, раскладывала на салфетке, чтобы лишнее масло ушло. И одновременно готовила соус для них из всего на свете: из имбиря, чеснока, соевой пасты, перца, меда и крахмала, благодаря которому соус густел и стекал с ложки в соусницу так же медленно, как медленно автомобильная пробка за окном стекала вниз к Яузе.

      Елисей подумал, можно ли теперь, когда все перебесились, их совместную жизнь починить, но тут бывшая жена отвлеклась от баклажанов, поцеловала его, и стало понятно, что починить нельзя.

      – Ну, как прошло? – спросила бывшая жена, возвращаясь к баклажанам.

      – Хорошо, – Аглая поставила чайник и приготовилась заварить себе мате. – Пришел психолог какой-то знаменитый, я забыла, как зовут.

      – Матвей Брешко-Брешковский, – подсказал Елисей.

      – Брешко-Брешковский?! – жена переворачивала баклажаны и, услышав имя звезды, развернулась так быстро, что один хрустящий ломтик вылетел из сковороды и упал на пол. – Это же крутой психолог. И что он?

      Елисей присел на корточки, поднял с пола баклажанину и положил в рот.

      – Прекрати есть с пола! – хором воскликнули жена и дочка.

      – Быстро поднятое не считается упавшим, – Елисей прожевал баклажан с виноватым видом.

      – Пап, я не понимаю, как ты можешь…

      – У вас что, пол грязный?

      – Пап, я серьезно, нельзя есть с пола.

      – Ладно, – прервала жена всегдашний их спор о гигиене. – Что Брешковский?

      – Хороший, – Аглая тряхнула головой. – Он сразу определил меня как близкую, посадил рядом с собой и обнял.

      – Тебе было приятно, что обнял? – спросил Елисей, не позволявший себе обнять дочь лишний раз, считая это нарушением границ.

      – Ну, – Аглая задумалась, – можно было обнимать не так крепко, но вообще-то было приятно. Надежно как-то. А потом мы разговаривали.

      Явился ростбиф. Идеальный, кстати сказать. Перламутровый на разрез. Елисей удивился, потому что жена прежде имела обыкновение превращать любое мясо в подошвы. А теперь она нарезала ростбиф тонкими ломтиками, занесла соусницу над баклажанами…

      – Мам, только мне отложи без соуса, я же не люблю ничего смешивать.

      – Прости, – жена отложила Аглае в тарелку несколько кусков баклажана, они слегка звякнули о фарфор. – А я не люблю вытягивать из тебя клещами. Рассказывай. Про что вы говорили?

      – Про то, что творческие способности противоречат воле к жизни.

      – Это Брешковский так сказал? – жена разложила