Привет, Яга! – 2. Анна Владимировна Константинова

чти разобрали первую стену, а я даже не услышал, слишком погрузился в себя. Надо быть осторожнее, нежити наглеют с каждым днем.

      Я обошел блиндаж кругом, как делал всегда. Первая часть ночи обычно уходила на то, чтобы поправить разрушенное. Это было важно. Важнее всего остального.

      Закидать назад доски, растащенные гадами за день. Укрепить стену номер два и поправить внешнюю границу – узкую линию обломков, выложенных вкруг по земле. Она не сильно защищала, но давала небольшой выигрыш во времени – гады научились растаскивать их на второй или третий день, но я все равно каждый раз восстанавливал первый оборонный рубеж. Подумывал о втором…

      Гадов, приходящих каждый день из леса, я про себя называл Гансами. Так было привычнее. Враги они враги и есть, на какой бы стороне ты ни находился. Тот, кто хочет тебя сожрать – это точно враг. С этим хотя бы непоняток не возникало.

      Я застрял на Темной Стороне в самом конце Черного Дня. Прибежал назад, когда все уже было кончено, и увидел обломки избушки. Ночь прошла как-то сумбурно, зато рассвет сразу расставил все по местам. С первыми же лучами из леса потянулась нежить, пришлось быстро от нее прятаться.

      К моему счастью, избушка обрушилась «шатром». Толстые, черные от времени бревна переломились как спички, но все-таки держали сами себя. Это было спасением. Под ними нашлось местечко, – достаточное, чтобы один взрослый мужик мог заползти как червяк и спрятаться. От всего. От целого мира, который почему-то упорно пытался до него добраться.

      Весь первый день вокруг меня бродили давно мертвые животные и выли на разные голоса. Затем к ним подтянулись другие, вроде как люди… Гансы проклятые! Я затаился. Единственной удачей стало то, что бревна и доски сохранили способность удерживать нежить. Избушка, даже разрушенная, давала мне защиту. Гансы не могли к обломкам толком прикоснуться. В первый день попробовали, но запищали и сразу разбежались. Потом, конечно, вернулись. Теперь они стали хитрее, пробовали растащить завал, не прикасаясь к доскам, и у них получалось все лучше. Как только они научатся это делать, мне хана, чего уж тут говорить. Но пока мое укрытие и я держались.

      На вторую ночь я укрепил, как мог, эти обломки, чтобы они мне на голову не рухнули, расширил свое жизненное пространство внутри, позатыкал самые большие дыры. Теперь я именовал останки нашей избушки блиндажом и каждый день прятался от Черного Солнца и тех, что приходили вместе с ним. А каждую ночь затем выбирался из своей норы и чинил жилище заново.

      Я посидел немного у входа. С каждым черным рассветом силы уходили. Не слишком быстро, но ощутимо. Похоже, Гансы знают об этом, поэтому каждый день заставляют меня делать все большую работу. Ну да ничего, у меня еще была пара мыслей, как мне тут подольше продержаться. Правда, я заменил бы их все на одну-единственную подсказку, как отсюда выбраться.

      Я встал и пошел своим обычным путем в лес. Ходить каждую ночь к Древу было бессмысленно, но надо было делать хоть что-то. Я еще не потерял надежду, что «Мировой столп» поможет мне найти решение. Пока, правда, толку от него было мало.

      В первые дни Великое Дерево так разозлило меня бесполезными ответами, что я всерьез начал обдумывать, не из его ли древесины строилась когда-то моя… наша избушка. Это казалось логичным. От решительных действий меня останавливали несколько соображений: во-первых, пускать Древо под топор было страшным кощунством, я не мог даже вообразить последствия такого преступления… а во-вторых, у меня не было топора.

      Но пока я разыскивал хоть что-нибудь рубящее, меня посетило соображение номер три: валяясь под обломками старого домика и слушая хрюканье Гансов, было время сообразить, что ушло на эту постройку явно не одно дерево… Ну, может, если только смастерить маленькую избушку. Избушечку. Будку. Лифт – с Того света на Этот. Может, сработает? Пока идею с древоповалом я оставил на самый крайний случай. Зато у меня наметилось занятие на случай собственного помешательства – тоже неплохо.

      По пути я начал отсчитывать шаги от первой границы блиндажа до Пенька. Вышло девять. Плохо. Очень плохо. Долбаная деревяшка, мертвая уже давным-давно, да и при жизни не сильно бегучая, как-то двигалась ко мне – медленно, неуклонно. Как с этим бороться, я пока еще не придумал. До сих пор он полз со скоростью три шага за день, и у меня оставалось еще ночи три на раздумья, но сейчас мерзавец осилил четыре шага. Считать пока не хотелось. Может все-таки удастся в лесу найти хоть одного Ганса и пришибить, пока он спит? Хотя, наверное, это бессмысленно. Не могу же я воевать со всей Обратной Стороной!

      Древо мигало огоньками, будто елка со свечками на Новый год. Сегодня особенно ярко. Я сел спиной к стволу. Оно делилось со мной энергией, сколько могло, но много взять не получалось – я ж не упырь-светоед.

      – Привет, помощник Яги!

      – Я уже не помощник, ты же знаешь.

      – Никто не перестает быть помощником только оттого, что не может помогать…

      Имя моей хозяйки опять вызвало боль, но это была нормальная плата, я отдавал ее каждый день за маленькую радость услышать что-то кроме воя Гансов.

      Древо как всегда пошелестело и кинуло