Когда деревья молчат. Джесс Лури

Коул даже не обменялись взглядами, когда закончился её урок и начался мой. Если она была первой скрипкой, то я третьей, причём безо всяких шансов на повышение. Скажем так, я ходила на музыку только ради галочки в моём резюме. Он улыбнулся своей коронной улыбкой кинозвезды, и все мои переживания насчёт тех слухов растворились. Коннелли ни за что не обидит ребёнка. Мы все его любили. Многие мои одноклассники панибратски звали его Коннелли или мистер Кей. Я тоже хотела быть такой крутой и репетировала свои фразочки дома. Привет, Коннелли! Ну что, в выходные вы, наверное, потусили на славу?

      Дальше я и не продвинулась.

      Он показал на мой кларнет, добытый на гаражной распродаже.

      – Как там твой гусиный свисток, вкусный?

      – Ага, как мороженое. – Я подняла инструмент. Я хотела играть на флейте, но мы с мамой так и не нашли её, хоть и прочесали все распродажи в округе. Моими вариантами были либо этот кларнет, либо барабаны – палочки были достаточно дешёвыми, мы их и новыми могли купить. Но, к сожалению, я даже под дулом пистолета не умею держать ритм.

      Коннелли, которого я хотя бы про себя так называла, засмеялся.

      – Знаешь, это прекрасный инструмент.

      Я плюхнулась на свой стул. Этот разговор у нас был уже не раз.

      – Просто произведение искусства.

      – Знаешь, что общего было у Арти Шоу и Бенни Гудмена?[7]

      – Что они были не так умны, чтобы играть на саксофоне?

      – С таким настроем ты никогда не получишь первую партию, – хмыкнул он.

      – Ага, и с такими пальцами, – потрясла я ими перед ним. – И все же Земля продолжает вертеться.

      От этой шутки он открыто рассмеялся, и так громко, что к нам повернулся Чарли Клосс, который ждал по ту сторону окна своего урока на пикколо. Бедняге, видимо, не досталось листовки, в которой объяснялось, на каких инструментах мальчикам круто было играть.

      – Давай начнём с «Апаче». – Коннелли открыл мои ноты и поставил метроном, а потом дунул в круглый камертон – для меня он был бы едва ли полезнее, если бы из него посыпались блёстки. Я поставила пальцы для первой ноты и начала играть, компенсируя громкостью то, чего мне недоставало в таланте.

      Мы прошлись по всей песне пять раз, и только после он довольно кивнул.

      – У тебя хорошо получается, Кассандра.

      Он называл меня полным именем. Это мне тоже нравилось.

      – Спасибо.

      Он сложил мои ноты и протянул их мне, вставая вместе со мной. Наши пальцы соприкоснулись. Это произошло случайно, но он резко убрал руку, как будто я его обожгла.

      – Простите, – сказала я, бездумно нажимая клавиши на кларнете.

      Он сунул руки в карманы брюк. Казалось, будто между нами опустилась невидимая стена, но я не могла понять, почему.

      – Ты не против продавать попкорн? – спросил Коннелли, игнорируя эту стену.

      Я попыталась сглотнуть, но вместо этого у меня вышел какой-то щёлкающий звук.

      – В этом году у нас попкорн?

      Это была традиция с четвёртого по восьмой класс продавать

7

Великие джазовые кларнетисты.