Смех Again. Олег Гладов

давно мальчишки во дворе привязали к такой же стрекозе ниточку и дали Нюре подержать. Стрекоза била крылышками и хотела улететь в небо. Но Нюра не отпускала. Тогда было интересно и весело. И понятливые мыльные пузырьки, почувствовав её настроение, завертелись ещё быстрее. Нюра окунулась в радостное щебетание и наблюдала за их прыжками и танцами.

      – Нюра! Нюра! Нюра! – смеялись они.

      Шарики никогда не молчат, они всегда с ней. Всегда в ней. Успокаивают её ночами и веселят по утрам.

      – Мы твои друзья! – звенят они своими тоненькими голосами. – Нюра! Нюра! Нюра!

      Она почувствовала тень на своём лице.

      – Ню… – осеклись шарики и замолчали. Только лёгкий звон продолжал звучать в мыльном пузыре её внутреннего мира.

      Она подняла глаза.

      Из поднебесья, из-под самых облаков, прямо в неё упёрся взгляд тёмных, как уголь, глаз. «Какой красивый! – подумала Нюра, увидев бледное лицо, приближающееся к ней. – Красивый, как…»

      – Здравствуй, Анна, – услышала она голос.

      И в ту же секунду звенящий мыльный пузырь лопнул. И она увидела пыльный, жаркий полдень, машины, летящие по дороге, и дохлую стрекозу на тротуаре. Бледный, коротко стриженый человек стоял с ней рядом. «Ему плохо, – подумала Анна, – ему очень плохо».

      – Пошли домой, – сказал он спокойно. И она поняла, что это спокойствие вызвано надвигающимся мороком.

      – Пошли, – сказала она, – здесь недалеко…

      – Кто ты?

      – Молчи.

      – Тебе плохо?

      – Очень. Молчи. Закрой дверь. Никого не впускай.

      – Тётя Зоя скоро придёт, у неё есть ключи, что я ей скажу?

      – Скажешь,

      Я твой брат.

      Приехал в гости.

      Скажешь,

      Заболел.

      – Но она… не поверит.

      – Она поверит. Говори, и сама поймёшь, что говорить. Я помогу. Не думай. Просто говори.

      А сейчас молчи. Молчи.

      Нужна тишина.

      Тишина.

      Тишина.

      Тс-с-с-с-с-с-с-с…

      Иглы, имена & телеграммы Part 1

      Иногда мне кажется, что главная причина того, что произошло, в том, что мне с детства не нравилось моё имя. Не то чтобы мне прямо в роддоме не понравилось сочетание звуков, которым меня нарекли. Но в тот момент, когда я осознал, что у окружающих тоже есть имена, моё мне разонравилось окончательно.

      Вокруг меня непринуждённо передвигались в пространстве Сашки, Сантёры и Шурики.

      Вокруг меня стреляли из рогаток и ставили подножки Димки, Димоны и Димасы.

      Дёргали за косички и воровали велосипеды Жеки и Жендосы.

      Получали двойки, кидались собачьими какашками Серёги, Юрчелы, Вовики, Ромчики и Витюхи.

      И только я – словно в белых бабских коньках на катке – торчал у всех на виду со своим дурацким, отвратительным, ни в какие ворота не лезущим «Артём».

      Артём. Застрелиться можно.

      Застрелился бы.