Конец воздержанию. Книга о барах, коктейлях, самовозвеличении и о прелести декаданса. Группа авторов

Еще ни один детеныш не выбирал быть детенышем. Быть детенышем, несомненно, ужасно, но есть-таки одна вещь, одно-единственное достоинство, которое можно, нет, которое должно приписать дитяти: оно обладает будущим. Обладает шансом узреть этот мир, развиться, прийти к сколько-нибудь достойному образу. В конце концов, из него просто когда-нибудь может получиться человек. Самой этой вероятности иногда бывает достаточно для того, чтобы игра стоила свеч. Да, это всего лишь некоторая вероятность, и если повнимательнее приглядеться к этой кучке собравшихся в одном месте клеток, означенные шансы довольно невелики. Но все же они есть.

      Пускай об этом нам на своем опыте расскажут те, кто некогда сам был человеческим детенышем, появившимся на свет в крупном городе международного значения. Итак, вступаем в первый круг.

      Роджер Беренс

      Алкоголь

      В память о тетушке Марге

      Аперитив

      807. От [Божественного] Возлюбленного упала искра в сердце Мусы,

      Его вином стало пламя, а его свечой – кустарник.

      810. Испей однажды вина беспамятства,

      Быть может, ты спасешься от [своей] самости!

      811. Испей вина, чтобы оно освободило тебя от самого себя,

      Чтобы доставило бытие капли в море!

      812. Испей вина, чаша которого – это лик Друга,

      Пиала – это пьяные очи-Винопийцы.

      815. [Настолько] чисто то вино, что от грязи бытия

      Дает чистоту тебе во время опьянения.

      816. Испей вина и освободи себя от хладности [сердца],

      Ибо пьяное буйство лучше благочестия.

      823. Весь мир, как один Его винный погреб,

      Сердце каждой песчинки – его чаша.

      824. Разум пьян, ангелы пьяны, душа пьяна,

      Воздух пьян, земля пьяна, небо пьяно.

Махмуд Шабистари. «Цветник тайны»[1]

      Когда земля была безвидна и пуста, когда в начале творения царила пустота, как духовная, так и душевная, а затем на ней был заведен мировой порядок, когда из хаоса был создан космос, все это могло случиться, как говорится, «лишь в чаду зачатия»[2]

      Примечания

      1

      Пер. А. А. Лукашева под ред. Н. Ю. Чалисовой (в процессе публикации).

      Цитируемый фрагмент начинается с отсылки к эпизоду предания о Мусе [807], с которым Бог говорил из горящего кустарника: «Моисей, когда кончил срок, со своим семейством отправился в путь. На стороне горы он усмотрел какой-то огонь, и сказал своему семейству: побудьте здесь; я усматриваю огонь, может

1

Пер. А. А. Лукашева под ред. Н. Ю. Чалисовой (в процессе публикации).

Цитируемый фрагмент начинается с отсылки к эпизоду предания о Мусе [807], с которым Бог говорил из горящего кустарника: «Моисей, когда кончил срок, со своим семейством отправился в путь. На стороне горы он усмотрел какой-то огонь, и сказал своему семейству: побудьте здесь; я усматриваю огонь, может быть, принесу вам известие о нем, или головню с огнем, чтобы вам согреться. Когда он подошел к нему, тогда с правой стороны долины, на благословенной равнине, из кустарника раздался голос: «Моисей! Я Бог, Господь миров»» (Коран, 28, 29–30. Пер. Г. С. Саблукова).

Вино беспамятства, о котором говорится в строфе [810] – дословно: вино потери себя – есть вино познания Истины, после вкушения которого человек теряет себя и растворяется в Истине.

Соотношение капли и моря в строфе [811] символизирует отношение человека и Бога. Речь идет о состоянии фана – растворении мистика в Боге. Данный образ весьма удачен для суфийской антропологии: предельно малая капля не просто растворяется без следа в беспредельном море (что адекватно передает идею растворения человеческого «я» в божестве), это происходит потому, что капля не есть нечто иное по отношению к морю: это та же реальность (вода), но взятая как мельчайшая модель моря, подобно тому как в суфийской мысли человек (как и любая другая вещь) признается неиным Богу, а стремление человеческой души к Богу есть стремление формы божественного бытия к своему источнику. Трансцендентная божественная самость обозначена в строфе [812] под ликом Друга.

В строфах [815–816] Шабистари противопоставляет «пьяное буйство» (бадмасти) и благочестие (никмарди) как внутреннюю жаркую веру и внешнее, показное благочестие. Это противопоставление является одним из многих примеров его игры с переворачиванием категориальных оппозиций. В частности, в других местах он говорит о превосходстве части над целым, а также неверия над верой, когда под верой понимается только следование внешним предписаниям.

Упоминая в строфе [823] о чаше, Шабистари подразумевает, что вино божественной любви наполняет собой каждый атом мира. Поскольку вино символизирует Истину, опьянение разума, ангелов, души, воздуха, земли и неба [824] говорит о наполненности мироздания божественным присутствием (комментарий А. А. Лукашева).

2

Из сборника эссе «Улица с односторонним движением» Вальтера Беньямина. Здесь и далее примеч. пер.