Посеявшие бурю. Мариэтта А. Роз

повторил твёрже.

      – Нет. – Мариэтта поставила чашку на подоконник, вдруг вспылила: – Что ты позволяешь себе! Тебя не было месяц! Понимаешь ты это или нет?

      – Прекрасно понимаю, но у меня были дела куда поважнее, чем ты.

      – Что!! – ещё немного, и она швырнёт в него чашку с остатками кофе.

      Джарет отчеканил:

      – Я хочу, чтобы ты пошла сейчас в комнату, разделась и легла в постель. Что-то неясно?

      Мариэтта молчала. Вцепилась в края подоконника так, что побелели пальцы. Молчала.

      Впрочем, Джарет уже понял, что перегнул палку. Улыбнулся.

      – Прости, – сказал как можно мягче. – Я, правда, не мог позвонить. – Улыбнулся и добавил: – Ты сегодня очень красива.

      Тут Мариэтта сорвалась:

      – Чёртов ублюдок! Думаешь, можешь просто прийти и так говорить со мной? Я тебе не уличная шалава! – соскочила с подоконника. Стояла, вытянувшись. Вся такая злая, горячая, аж искры из глаз сыплются.

      – Я тебя что, уговаривать должен! – заорал Джарет, не выдержав такого зрелища. В груди бухало подобие набата. – В койку! Немедленно!

      – Скотина!!

      Мариэтта швырнула в него чашку. Попала. Чашка ударилась о грудь Короля, разбилась. Остатки кофе расплылись по рубашке.

      – Ах ты… – едва дыша, вымолвил Джарет, вставив при этом такое слово, что у Мариэтты в глазах потемнело.

      Ринулась к нему, выпуская когти, но Джарет успел перехватить. Изо всех сил он стиснул вздувшиеся кисти у неё за спиной, женщина оказалась тесно прижата к нему. Успокаиваться Мариэтта не желала, при этом её трясло так, словно било током. На Джарета это подействовало, как стимулятор на быка. Он впился ртом в её губы, укусил. «Моя! Моя!» – стучало у него в голове. Больше он ничего не соображал. Всё в нем рухнуло, остались лишь примитивные инстинкты, твердящие одно: размножаться.

      Позже, уже лежа в постели, он касался губами тех мест на её теле, где набухали синяки. Каждый раз шептал: «Прости».

      – Ты – животное, – проурчала Мариэтта, потягиваясь. Она уже не злилась.

      – Что поделать! – рассмеялся Джарет. – Ты испортила мне рубашку.

      – Мне жаль, но ты вел себя, как свинья.

      – Я всегда такой, – со вздохом признался король.

      – Нет, – возразила Мариэтта, – иногда ты бываешь милым розовым поросёнком.

      * * *

      Но те последние дни, что Мариэтта провела в одиночестве, глубоко врезались в сердце. Она затосковала. И только сейчас, в объятьях мужчины, ей удалось хоть ненадолго забыться. Но ближе к утру проснулась, томимая чёрными мыслями: он вновь не пришёл. Тот самый мужчина, который являлся ей во снах в Эльсидории.

      Мариэтта встала, накинула халат, прошла на кухню. Там включила чайник. Пока ждала, когда вскипит вода, смотрела в окно, размышляла.

      Вот уже около года она здесь. И ведь раньше не знала тоски, сердце билось ровно, равнодушно. Но как только её тела коснулся мужчина, что-то пробудилось. Непонятное, необъятное чувство, которое мудрые эльфы называют предчувствием любви.

      Мариэтта думала об Эльсидории, о тех мужчинах, что оставила там: Эндрю, Азаир и