Чувственная безмятежность. Стас Канин

верю. Если бы не хотели, то сразу бы ушли. Но вы продолжили подглядывать. Понравилось?

      – Простите, ещё раз…, – промямлил Валерий, и попытался встать, – мне очень стыдно…

      – Ну уж нет, теперь я вас не отпускаю. Хочу, чтобы вы, всё-таки рассказали, зачем ломились ко мне, неужели стук моей машинки так раздражает?

      – Мне тяжело сейчас говорить…

      – Минуту назад вы были так настойчивы и так грубы. Грохотали в дверь кулаком, обзывали меня сукой и идиоткой, и вдруг стали таким паинькой, даже на «вы» перешли.

      – Всё это к вам не имело никакого отношения…

      – Не понимаю.

      – Я не знал, что здесь живёте вы…, думал это другая женщина…

      – А другую, значит, можно обзывать сукой?

      – Простите…

      – Что вы заладили со своими прощениями. Не хотите говорить, возвращайтесь к себе, у меня куча дел.

      – А я могу узнать, как вас зовут, – благоговейно произнёс Валерий.

      – Это так важно?

      – Очень.

      – Виктория. Друзья называют меня Вики.

      – Жаль, что я не ваш друг.

      – Имя не нравится?

      – Почему же? Нравится. Просто хочется быть хотя бы вашим другом.

      – Эта позиция вакантна, но её нужно заслужить, – улыбнулась Виктория. – Кстати, а как зовут вас, чтобы я знала кого вносить или не вносить в список.

      – Валерий. Друзья называют меня… Валерий, а в детстве дразнили Лесик.

      – Можно я буду называть вас Лесик?

      – Это значит, что вы простили меня, и мы сможем ещё хотя бы раз встретиться?

      – Почему бы и нет. Я занята только по вечерам. Пишу книгу. А днём заходите, расскажите, чем занимаетесь.

      – Я тоже пишу книгу, – не удержался Валерий. – Не всё получается, но я стараюсь.

      – Прекрасно, коллега. Теперь я хочу попросить у вас прощения, – Виктория кивком указала на дверь. – Мне пора работать.

      Он, как зомби, добрёл до своего номера, и в чём был, рухнул на кровать, с наслаждением ловя звуки, влетавшие в открытую балконную деверь, теперь они ласкали его слух, а через какое-то время Валерий даже мог отличать звучание буквы А, от того, как, например, звучит буква И… А ещё он принёс собой её запах, поэтому боялся шевельнуться, чтобы не растерять его микроскопические крупицы, которые не просто щекотали нос, а ласкали сердце. Дурацкая улыбка не сходила с его губ. Он так и уснул, одурманенный счастьем, неожиданно свалившимся неведомо откуда. За что и почему? Не хотелось думать об этом, хотелось, чтобы этот день побыстрее закончился и наступило завтра, когда он снова окажется рядом со своей любовью…

      Стоп! Валерий встрепенулся. Где и когда? Ведь они так и не договорились. Он выбежал на балкон, и перегнувшись через перила, громко прошептал, чтобы услышала только она:

      – Забыл спросить – где и во сколько?

      – В одиннадцать на нашем месте, – донеслось снизу.

      Ещё не было десяти, а он уже расхаживал между валунов, скрывающих убежище от посторонних глаз, и, хотя было жарко, всё его тело сотрясал озноб.