Разведка уходит в сумерки. Виталий Мелентьев

взводе и приказы, и подчинение, и все такое прочее, но есть еще и другое – то непоказное товарищество, которое не позволяет командиру так вот выгонять подчиненного.

      К утру отходчивый, как все добрые люди, Сиренко остыл и уже примирился с тем, что неладная история с сержантом может привести к тому, что его все-таки выгонят из взвода. Что ж… Не всем ходить в героях. Ну, правильно, не трус. Верно, комсомолец. Ну а если нет в нем этой самой военной косточки? Если он по самой натуре своей – человек мирный? Если ему больше нравится возиться на кухне, чтобы потом видеть, как ребята уплетают за обе щеки то, над чем он потел и думал, если ему жалко и ворон, и собак, и вообще всякое зверье. А уж о людях и говорить нечего.

      Конечно, на войне нужна безжалостность, потому что здесь один закон – ты не убьешь, тебя убьют. Все это понятно, но Сашка не мог себе представить, как он будет кого-то убивать. И в душе, стараясь не признаваться в этом самому себе, он решил: «Пускай переводят обратно в роту. Черт с ними – буду работать. На войне и такие нужны».

      И все же спокойная и чем-то самоуничижающая мысль эта все-таки претила Сиренко, и вместе с мирным решением у него в душе бродило еще и презрение к самому себе: все-таки труслив ты, Сашка… Как ни говори, а труслив.

      Разбираясь в этих путаных мыслях, Сашка забыл об обещанной сержантом тренировке и потому утром, в самый разгар подготовки к завтраку, искренне удивился, когда услышал неприятный, с металлическими оттенками голос Дробота:

      – Рядовой Сиренко, ко мне!

      В иное время, если бы кто-нибудь из разведчиков или даже сержантов крикнул ему такое, Сашка обязательно бы обиделся и, не отходя от кухни, ответил что-нибудь вроде: «Пошел к черту», или: «Не видишь, занят», или в крайнем случае: «Погодь минутку». Да и не приняты были во взводе такие оклики. Лейтенант Андрианов и тот вызывал деликатней: «Сиренко, а ну-ка… Сиренко, сбегай-ка…» А тут – «рядовой Сиренко», да еще «ко мне!». Фон-барон какой нашелся!

      Все восставало в Сиренко, все заставляло его сразу, раз и навсегда показать свою самостоятельность, и все-таки он, сам не понимая почему, покорно отошел от кухни, потупив глаза, и буркнул:

      – Слушаю.

      – Не «слушаю», а «прибыл по вашему приказанию», ага. – И после паузы, с невыразимыми нотками презрения, удивления и нарочито наивной растерянности в голосе, пропел: – Ну и выправочка у вас, товарищ Сиренко… Медведь по сравнению с вами – правофланговый.

      Сашка искренне удивился, почему медведь по сравнению с ним правофланговый, поднял глаза, чтобы попытаться выяснить этот вопрос. Но Дробот не дал ему опомниться. Он сдержанно рявкнул:

      – Смирно! – И когда Сиренко, скорее от неожиданности, чем подчиняясь команде, вытянулся, Дробот уже сдержанней скомандовал: – Кругом! Шагом марш! – А когда опешивший Сиренко выполнил команду, пропел все с теми же нотками удивления и презрения: – Ножку, ножку на первом шаге нужно давать.

      Из землянки вышли разведчики, посмотрели вслед вышагивающему Сиренко и тоненькому по сравнению