Птичка в клетке или клетка с птичкой. Нинель Лав

поднимать.

      Пыхтя и краснея от натуги, они усадили пострадавшую женщину в машину и пристегнули ремнем безопасности.

      – Спасибо за помощь! Не знаю вашего имени-отчества…

      – Шурик Метелкин, – машинально представился молодой человек и, испугавшись сказанного, резко захлопнул переднюю дверь иномарки.

      – Поосторожней! – закричала Кира, скривившись от такого беспардонного обращения с ее новой машиной, и снова подумала: «– Странный он какой-то… и подозрительный…» – но, включив зажигание, тут же забыла о существовании этого молодого человека.

      В один прием, развернувшись на узкой дороге, «Ягуар» помчался в Москву, поднимая тучи пыли.

      10

      Глядя вслед быстро удаляющемуся «Ягуару», Шурик Метелкин понуро стоял посреди дороги и уже не в первый раз за сегодняшний день проклинал Судьбу-злодейку, подсунувшую ему это простенькое на первый взгляд «дело».

      Он злился на ужасную жару, от которой одежда и волосы липли к телу; на чужую новенькую машину, рождающую в его душе зависть и ожесточенность против всех богатых и обеспеченных; на рыжую лохматую собаку, до смерти напугавшую его; на русоволосую женщину с глазами гречишного меда, втянувшую его во что-то опасное и криминальное.

      А случившееся на дороге происшествие было не просто несчастным случаем – «плавали – знаем!», криминальная подоплека его настолько явно бросалась в глаза, что не заметить уголовную статью, вязким прозрачным облаком, окружавшим пострадавшую женщину, мог разве только дилетант, витающий в облаках и озабоченный собственными проблемами. Например, такой, как хозяйка молочно-белого-перламутрового «Ягуара», за которой Шурик Метелкин следил уже третий день.

      Специфика работы ежедневно сталкивала его с правонарушениями, прелюбодеяниями и гражданскими исками, но все это проходило где-то рядом, не затрагивая его чувств, требуя лишь профессионализма и непредвзятости. Проходило где-то там, за «пограничной» чертой, предостерегающей от вмешательства и четко определяющей его обязанности, а сегодня он очутился в центре событий, по ту сторону разграничительной черты и не на шутку испугался. Трагедия с женщиной захватила его врасплох, заставила содрогнуться перед людской жестокостью, голой неприкрытой правдой жизни и почувствовать себя слабым и беззащитным. Жгучее чувство жалости, в первую очередь к самому себе – и куда это он вляпался? – лишило его способности трезво оценивать события.

      Он ругал себя за то, что, забыв о профессиональной выдержке, поддался любопытству, выскочил из раскаленной машины в тридцатиградусную жару и, утирая носовым платком катившийся по лицу пот, пошел по дороге… Пошел и, на свою беду, стал не просто наблюдателем, а участником, вернее даже соучастником, какого-то криминального, ну уж точно подсудного «дела». Ибо на месте преступления (Шурик знал это очень хорошо!) трогать ничего нельзя – надо срочно вызывать полицию и отойти в сторону, терпеливо дожидаясь приезда правоохранительных органов, а он трогал, помогал, оставлял следы и даже, дурак, назвал свое имя…

      Бело-розовой