Настоящая история злой мачехи. Екатерина Николаевна Широкова

никого не нашла, конечно.

      Что-то пошло не так. Я пыталась всё исправить, но чувствовала в мертвяке лишь дыру без дна, которую нельзя было наполнить. Она не принимала обратно свой дар.

      Алёнка выпрямилась и виновато посмотрела на меня.

      – Поедем домой, мама. Обещаю, я больше так не буду.

      Что мне оставалось? Вечер выдался грустным и одиноким. Алёнка не захотела ужинать, а быстро сделала нехитрые уроки и рано легла спать, попросив её не трогать – надеюсь, она осваивает на практике такое понятие, как муки совести.

      Я вышла на балкон и долго смотрела на огни города, представляя, как Царёв вернётся и я честно расскажу ему, что случилось. Мне почти удалось поверить, что всё так и будет, но когда он пришёл уже за полночь, то лишь сухо бросил, что смертельно устал и тут же завалился спать. Он даже не спросил, как Алёнка, а такого раньше никогда не бывало.

      С неделю мы делали вид, что ничего не произошло. Алёнка ходила в школу притихшая и вела себя, как паинька, а Царёв замкнулся в себе и, кажется, вообще ничего не замечал.

      Я уже думала, что так всё и останется, когда мне позвонила тётя Валя. Я даже не сразу её узнала, такой слабый был голос. Она еле-еле произнесла: «Приезжай, пожалуйста, помоги мне!», – и повесила трубку.

      Долго ждала, пока мне откроют, и прислушивалась к беспокойной трели звонка. Наконец услышала шаркающие шаги и звук проворачивающегося замка – дверь открылась, и из квартиры отчётливо повеяло страхом.

      За прошедшую неделю тётя Валя превратилась в измождённую и худую старуху, еле передвигающуюся по дому. Я поняла, что она сразу услышала звонок, просто ей понадобилось столько времени, чтобы добраться до входа. Тётя Валя попыталась что-то сказать, но у неё не хватило сил и она прислонилась к стене, чтобы не сползти на пол.

      Подхватила её и повела на кухню – лёгкую, словно пушинку. Все цветы на подоконнике увяли – торчат сухие и безжизненные, целиком опутанные паутиной. Мебель, стены, пол и дурацкие безделушки – всё в пыли, словно никто не жил здесь уже несколько лет.

      Аккуратно посадила тётя Валю на стул и налила воды из чайника. Та жадно схватила стакан обеими руками и выпила до дна.

      – Я боюсь её, – прошептала она и с мольбой посмотрела на меня, – у нас в подъезде просто ужас, что творится. Соседка слева совсем слегла, а у неё была стойкая ремиссия, все подружки радовались. Увезли её по скорой. Семью напротив вчера забрали за бытовуху, полиция еле успела приехать и их растащить, а то совсем худо было бы. Справа жила бабушка – божий одуванчик. Два дня назад дети приехали навестить, а она уже… И ведь бодрая такая была, всё говорила, что опять собирается на будущий год рассаду сажать, так у неё обычно пол подъезда излишки забирали, хорошая уж очень рассада всегда получалась.

      – А где она? Где Мария Викторовна?

      – Она там, – тётя Валя ткнула пальцем в сторону спальни. – Но я туда не пойду. Боюсь я очень. Она так смотрит… Жутко делается.

      Спальня вся была в паутине, но когда я