Семнадцатая осень. Ксения Евгеньевна Алексеева

то ему непременно снились кошмары. По утрам он вставал еще более разбитым, чем ложился накануне вечером. Он принудительно заставлял свой организм функционировать в режиме нон-стоп с помощью кофеина и холодного душа, однако понимал, что долго так не протянет. В последнюю неделю он стал замечать за собой полное отсутствие каких-либо желаний, интересов и жизненных сил, возможно, у него начала развиваться депрессия.

      Однако, сегодня произошло нечто невероятное – у него вдруг открылось второе дыхание и впервые с начала расследования случился прилив оптимизма – он ощутил уверенность в том, что справится с делом. Эти ощущения возникли у него сразу же после совещания, во время знакомства с Городовой, и еще более окрепли после того, как она появилась в его кабинете. Он наблюдал за тем, как внимательно она изучает материалы дел, отмечая что-то у себя в блокноте; как она раскладывает бумаги, сопоставляя и стараясь не нарушить хронологический порядок, в котором они разложены, и это странным образом успокоило его. Он не хотел признаваться себе в этом, но именно присутствие Городовой вселило в него уверенность в собственных силах, наполнило осознанием того, что он не одинок, и принесло облегчение, сравнимое с глотком прохладного горного воздуха, после нескольких суток пребывания в душном плацкартном вагоне.

      Почему приезд Городовой так повлиял на Крашникова, он не понимал, но будучи человеком рациональным и практичным, рассудил так, что раз уж это оказало на него положительное действие – пусть будет так. Кроме того, в появлении этой женщины обнаружился и еще один очевидный плюс, который помимо прочего приятно пощекотал самолюбие Крашникова – он испытал несказанное облегчение от того, что столичная коллега не нашла никаких лазеек в его материалах – ничего, что он не заметил, просмотрел. Впервые за годы службы он убедился, что взгляд со стороны действительно может оказаться полезным.

      Шеф и раньше пытался предложить, даже навязать Крашникову помощников, однако, вскоре пришел к выводу, что у него в отделе нет сотрудников, способных сработаться со следователем. Любые попытки совместной деятельности с Крашниковым приводили к тому, что люди бежали от такого сотрудничества, не выдерживая тяжелого характера следователя. В те редчайшие моменты, когда он находился не на службе, то мог быть довольно приятным в общении человеком, веселым и остроумным. Однако, на службе, особенно работая над каким-либо делом, он становился совершенно невыносимым – молчаливым, угрюмым, несговорчивым, грубым, но, в то же время, чертовски эффективным сотрудником. Его дедуктивные способности, почти патологичная педантичность, наблюдательность и бешеная работоспособность, сделали его самым лучшим следователем отдела, и в то же время, персоной нон-грата в коллективе. Работа для него всегда была на первом месте.

      О его кабинете и царящем в нем «высокоорганизованном хаосе» ходили легенды, отчасти потому, что там мало кто бывал. Уборщица туда не заходила ни разу – Крашников с первых дней службы отверг возможность того, что незнакомый