До свидания, мальчики, до свидания, девочки... Фарафонтова

послушался и, тоненько подвывая и оглядываясь на Пашку,  рысью побежал в сторону,  размазывая слезы по щекам.

       Болельщики окружили  бывших соперников. Кто-то из ребят протягивал  им сорванные листы подорожника – на разбитые губы и носы. Кто-то – носовой платок. Потом, подобрав с земли лежащую гитару, все гурьбой отправились умываться к морю.

      *   *   *

      Начало августа 1941 года было невыносимо жарким. Уже  с самого утра солнце начинало нещадно палить с безоблачного неба так, что буквально нечем было дышать.

      В этот день рота Василия Попова несла большие потери. Шел ожесточенный огневой бой. Мины ложились часто и  густо,  пить хотелось до того, что у бойцов губы чернели от жажды, и командир подавал команды каким-то чужим осипшим голосом. Стволы пулеметов и винтовок накалялись докрасна. Но боевой дух красноармейцев был высоким и неисчерпаемым. То и дело слышалось отовсюду: «Бей, Калуга!.. Всыпь, Кутаиси!.. Ударь, Евпатория!..  Даешь, Казань!..» Бойцы называли себя именами родных городов и это придавало им мужества, уверенности в победе, наполняло сердца ненавистью к врагу. И всю последующую ночь немецкая тяжелая артиллерия вела тревожащий огонь. Вскоре немецким танкам все же удалось прорваться на левом фланге, следом за ними потекла пехота.

      Издалека методически, через равные промежутки времени доносились орудийные выстрелы. Разрывы мин и свист пуль чередовались с клекотом пулемета. Воющий звук нарастал и удалялся, а затем где-то позади, в направлении  дороги, по которой днем густо шли машины, подвозившие к линии фронта боеприпасы, желтой зарницей вспыхивало пламя, и громово звучал разрыв. Над головами залегших в окопы бойцов высоко в звездном небе слышался железный грохот снарядов. Туго пришлось Попову Василию и его боевым товарищам, но и немец ужаснулся от своих потерь. Бой стоял за высотку, на которой закрепились пехотинцы.  Два раза рота  отбивала танковые атаки противника. Бойцы – красноармейцы сожгли и подбили  шесть танков и одну бронемашину, уложили на пшеничном поле множество гитлеровцев, а потом они подтянули минометные батареи, и наши войска были вынуждены оставить высотку и отступить к реке Маныч. Сюда поступил от командующего приказ – не отступать ни на шаг. В районе станицы  Пролетарская  на Сталинград проходила железная дорога через Маныч. Здесь предстояло держать оборону, выполняя приказ – не пропустить через дамбу на Краснодар немцев, удержаться любой ценой. Силы были на исходе. Боеприпасы тоже.

       На десятый день такого противостояния  вдруг наступила странная тишина. Орудийные грома грохотали где-то на горизонте за холмами, и воздух тут же наполнился стрекотом кузнечиков. Легкий ветерок трепал обрубленные осколками снарядов израненные ветки берез. Запах гари смешивался с испарениями разогретой земли, истерзанной снарядами. Где-то в кустах за рекой даже закуковала кукушка – словно и не было войны.  Непривычная была тишина, тревожная. Тревога бойцов оправдалась, когда разведка доложила, что немцы обошли наших