Порхание в небытие. Jenny Merrik

внезапно подозвал её, со свойственным ему чрезмерно громким голосом.

      – Пройдите сюда, Корнеллия. – он отодвинул стул, открывая ей вид на беспорядочно разбросанные бумаги на столе, – Мне нужен взгляд со стороны, а до моей дочери и жены не дозовешься.

      Немного испуганная его тоном и голосом (да за это время она могла привыкнуть к бесконечной болтовне его жены, даже к неудобному санузлу, но резкие возгласы хозяина дома также ставили Адриану в некое замешательство) она приблизилась. Синьор держал в руке какие-то листы бумаги, по-видимому документы, а после резко отбросил их, подойдя к окну.

      – Я понимаю, что вы- женщины мало смыслите в вещах практичных и расчётливых, – начал он, – но как по-вашему стоит ли тратить средства на постройку розария, которого так жаждет моя жена?

      – Синьор, – она попыталась не показать насколько её оскорбили слова о недалекости женщин, – вы правы в том, что в садоводстве я мало смыслю, но, при всём уважении, на вашей территории нет ни одного настолько солнечного места пригодного для этого.

      – У меня достаточно широколиственных деревьев, отбрасывающих … – мужчина говорил, не вняв её словам, но после резко запнулся, обернувшись, – Хотите сказать они не любят тень?

      – Это светолюбивые растения, синьор. – спокойно ответила девушка, вспоминая как однажды Летисия не на шутку увлеклась садоводством, пытаясь вырастить три розы на балконе. Несмотря на то, что попытки эти не увенчались успехом, за столом в те дни было сказано достаточно об этих цветах.

      – Вот как. – мужчина не смог скрыть торжества, осознавая какая сумма будет сэкономлена. Он оглядел свою подопечную снова, словно встретил её в первый раз и, желая исправить свою неученность перед ней, указал с неприязнью на знакомый роман в её руках, – И как вам это?

      – При всей моей любви к этому жанру – это не более чем мыльная опера.

      – Мыльная опера? – переспросил мужчина удивленно.

      – Так мы зовём подобного рода истории в, – вспоминала она родину Корнеллии, – Сантильяно де Мар. Это подразумевает чрезмерную драматичность каждого эпизода и раздражающую сентиментальность героев.

      – Мыльная опера, – задумчиво повторил мужчина, а затем резко рассмеялся, проходя под руку с девушкой к выходу, – а вы мне нравитесь, Корнеллия. В вашей деревушке оказывается больше здравого смысла, чем в крупных городах. Хотел бы я поглядеть на женщин, не читающих такие французские мыльные оперы. – синьор повторил последнюю фразу особенным тоном, словно желая ещё больше задеть словами ненавистных ему авторов.

      Фернандо устало вытянулся на софе, разминая шею. За эти годы он совсем отвык от долгой езды в карете, в которой из правил приличия необходимо поджать под себя ноги, пока твой собеседник говорит о чем-то важном. Один из нанятых им клерков, не жалея своих голосовых связок, дотошно распирался о состоянии судов синьора после долгих плаваний. Мужчина вдавался в каждую мелкую деталь, ему оставалось разве что рассказать о полученных царапинах,