Хозяин Древа сего. Павел Виноградов

судорожные всхлипы. Она раздвинула полог и стояла на коленях среди пышных подстилок, опершись рукой на подголовник. Непрестанно творя умную молитву, Варнава смог отвести взгляд от великолепного тела и взглянул ей в лицо. Оно выражало только отчаяние. От прикушенной губы извивалась ниточка крови. Варнава испытал болезненный укол жалости.

      – Дело не в вас, госпожа, − он пытался говорить как можно мягче. – Вы прекрасны. Однако я никогда не нарушу доверие моего господина и учителя Суня.

      Он накинул свой халат. Стало легче. Но то, что услышал вслед за этим, заставило его вздрогнуть:

      – Господин покинул нас навсегда, − бесстрастно произнесла госпожа Оуян.

      Она, наконец, почувствовала кровь на подбородке, вытерла, спустила с кровати ноги в гамашах и «лотосовых туфельках», и стала аккуратно одеваться.

      – Я не понимаю, госпожа, − уронил он холодно, хотя внутри все сжалось. С тоской понял, что передышка закончилась.

      – Господин Сунь ушел навсегда, – повторила дама-обезьяна, сверкнув на Варнаву своими мрачными изумрудами.

      Она уже натянула цветные шаровары, заправила их в гамаши, и теперь застегивала бретельки широкого бюстгальтера.

      – Вы сами видели его гробницу. Царь обезьян умрет. Он знал это, когда уходил. Теперь я прошу вас стать моим господином и охранять эту священную пещеру и двух слабых осиротевших женщин.

      Она завязала бантом пояс халата и низко склонилась перед ним, показав беззащитную ложбинку на шее.

      – Вы не правы, госпожа. Учитель сказал бы мне, если бы думал что-либо подобное.

      – Он сказал мне, − высокомерно произнесла госпожа Оуян, но при этом вновь низко поклонилась. – Он хотел, чтобы после его смерти вы остались здесь так надолго, как вам захочется.

      – Госпожа, в любом случае то, о чем вы просите, невозможно. Мастер Сунь прекрасно осведомлен об этом, потому я в своем невежестве позволю усомниться в ваших словах. Прошу, покиньте этого недостойного человека, оскорбляющего ваш взор беспорядком в своей одежде.

      Варнава уже полностью взял себя в руки. Он понимал, что слова его безобразно грубы и жестоки, но ничего не мог поделать – пребывал в смятении.

      Не проронив ни слова, госпожа Оуян последний раз низко поклонилась и просеменила к проему, ведущему в зал. Проводив ее глазами, Варнава быстро оделся полностью и скорым шагом прошел вслед. В зале, впрочем, ее уже не было. Варнава пошел к дальнему концу пещеры, откуда доносился монотонный шум водопада. Его греховное возбуждение вдруг сменилось подгоняющим беспокойством. По дороге окинул взглядом деревянную стойку, на которой, поблескивая отраженными огнями светильников, висело разнообразное оружие. Между «лунных ножей» и прочих дао, он углядел дайкатану, которая была ему как раз по росту. Очевидно, мастер Сунь не разделял традиционного презрения обитателя Срединной равнины к «восточным карликам Ва», во всяком случае, к их оружию. Варнава снял двуручный меч со стены и на треть вытащил из ножен.