Митина любовь. Роман. Повести. Рассказы. Иван Бунин

Староста тяжко отупел после второй же чашки. Разговор принял по внешности характер дружеский, но глаза у обоих были недоверчивые, злобные. Федосья сидела молча, смотрела вежливо, но недовольно. Аленка не показывалась. Потеряв всякую надежду, что она придет, ясно видя, что это совершенно дурацкая мечта – рассчитывать теперь на то, что старосте удастся шепнуть ей «словечко», если бы она даже и пришла, – Митя поднялся и строго сказал, что пора ехать.

      – Сейчас, сейчас, успеется! – хмуро и нагло отозвался староста. – Мне еще надо вам словечко по секрету сказать.

      – Ну вот дорогой и скажешь, – сказал сдержанно, но еще строже Митя. – Едем.

      Но староста хлопнул ладонью по столу и с пьяной загадочностью повторил:

      – А я вам говорю, что доро гой этого нельзя говорить! Выйдьте ко мне на минутку…

      И, тяжко поднявшись с места, распахнул дверь в сенцы. Митя вышел за ним.

      – Ну, в чем дело?

      – Молчите! – таинственно прошептал староста, притворяя за Митей дверь и шатаясь.

      – Об чем молчать?

      – Молчите!

      – Я тебя не понимаю.

      – Молчите! Наша будет! Верное слово!

      Митя оттолкнул его, вышел из сенец и остановился на пороге, не зная, что делать: подождать еще немного или уехать одному, а не то просто уйти пешком?

      В десяти шагах от него стоял густой зеленый лес, уже в вечерней тени и оттого еще более свежий, чистый и прекрасный. Чистое, погожее солнце заходило за его вершины, сквозь них лучисто сыпалось его червонное золото. И вдруг гулко раздался и прокатился в глубине леса, где-то, как показалось, далеко на той стороне, за оврагами, женский певучий голос, и так призывно, так очаровательно, как звучит он только в лесу, по летней вечерней заре.

      – Ay! – протяжно крикнул этот голос, видимо, забавляясь лесными откликами. – Ау!

      Митя соскочил с порога и побежал по цветам и травам в лес. Лес спускался в каменистый овраг. В овраге стояла и ела баранчики Аленка. Митя надбежал над обрыв и остановился. Она снизу глянула на него удивленными глазами.

      – Что ты тут делаешь? – спросил Митя негромко.

      – Маруську нашу с коровой ищу. А что? – ответила она тоже негромко.

      – Что ж, придешь, что ли?

      – Что ж мне даром ходить? – сказала она.

      – Кто ж тебе сказал, что даром? – спросил Митя уже почти шепотом. – Об этом не беспокойся.

      – А когда? – спросила Аленка.

      – Да завтра… Ты когда можешь?

      Аленка подумала.

      – Я завтра пойду к матери овцу стричь, – сказала она, помолчав, осторожно оглядывая лес на бугре за Митей. – Вечером, как стемнеет, и приду. А куда? На гумно нельзя, зайдет кто-нибудь… Хочете, в салаш в лощине у вас в саду? Только вы смотрите, не обманите, – даром я не согласна… Это вам не Москва, – сказала она, засмеявшимися глазами глядя на него снизу, – там, говорят, бабы сами плотят…

      XXV

      Возвращались безобразно.

      Трифон не остался в долгу, поставил