Моя женщина. Эммануэль Ласт

Костя вздохнул, наклонился за вилкой и сел за стол.

      – Всегда, Вера… всегда.

      Это был удар ниже пояса. Мысли о возможных заболеваниях вытеснило это его «всегда». Вера отвернулась и зажмурилась.

      Всегда. Всегда.

      Двадцать пять лет жизни.

      ВСЕГДА.

      Их свадьба, первая неудачная беременность и долгие пять лет проб и ошибок, долгожданная двойня, мальчики, как же она гордилась! Вера зажала рот ладонью. Сыновья и двух месяцев не проучились в летном училище, что теперь будет с ними?

      – Кто еще знает? – она обернулась к Косте, сверля его глазами, готовая разорвать на месте, если получит неправильный ответ.

      – Никто, – ответил и посмотрел на нее как на умалишенную.

      – Летное училище, Костя, – проговорила холодно, чеканя каждое слово. – Если ты еще помнишь.

      – Я знаю лучше твоего, давай без истерик, – он сделал глоток и тут же отставил бокал с вином подальше.

      Оба замолчали.

      Вера пыталась собрать в голове головоломку под названием «моя жизнь», Костя ждал. Получалось неважно. Слишком много переменных, слишком много деталей с неравным количеством граней. Вера посмотрела на мужа и с неприязнью отметила, что уже никогда не будет воспринимать его так, как прежде.

      Вспоминая зависть подруг, хваливших его за прекрасный вкус и умение самостоятельно подбирать галстук к рубашке, уважение родителей к спокойному, сдержанному темпераменту и бескомпромиссной чистоплотности, Вера смеялась в глубине души и рвала на себя волосы.

      А как осторожно, ненавязчиво он давал советы касательно ее собственного гардероба!

      И она, глупая, гордилась широтой его взглядов, принимая гомосексуальность за любовь. Никогда больше его ухоженные руки с длинными красивыми пальцами не будут будить в ней эротические воспоминания. И его туалетная вода, пряная, с мягкими цветочными нотками, теперь, казалось, кричала о Костиной ориентации. Вера подавило тошноту.

      Ее муж – гей и уходит от нее к… мужчине. И Вера не знала, считается ли это предательством в полном смысле этого слова?

      Как она могла сравнивать себя с мужчиной? Как можно ревновать… мужчину к другому мужчине? Будь он хоть трижды идеальный домохозяин, пекарь, любовник – Веру передернуло – это другая весовая категория. Чуждая, непонятная Вере Вселенная.

      Нет, она не чувствовала той страшной, выжигающей рассудок ревности, которую могла бы испытать к другой женщине. Но она чувствовала едкую горечь предательства, сожаления о брошенных в пустоту годах. Костино признание поселило в ее душе призрак сомнения, сместив когда-то непоколебимую систему координат.

      Зачем она была нужна ему? Женщина-прикрытие? Женщина – защита от осуждения? Чтобы притворяться, быть как все, ходить с мужиками на рыбалку – а на рыбалку ли он ходил?

      Все, чему Вера верила в супружеской жизни, все, к чему относилась с такой теплотой, рухнуло, обнажив изъеденный ложью фундамент. Вера чувствовала себя обманутой, брошенной, использованной.

      Как могла она считать свой брак счастливым?