Мышка Йоле (книга первая). Елена Ивановна Слынько

beginnt da, wo die Vernunft

      streikt: bei der Geringschätzung des

      Lebens. Er hat mit Sinnlosigkeit, mit Rausch, mit Riskieren zu tun… Aber nur wenig mit Zweck.

      (Erich Maria Remarque)

      Героизм начинается там, где рассудок бастует: с пренебрежения к жизни. Героизм связан с безрассудством, опьянением, риском… Но с рассуждениями у него мало общего.

      (Эрих Мария Ремарк)

      Йоле открыв глаза, немного испугалась, увидев Эрика, сидящего рядом с её кроватью:

      – Привет. Я долго спала?

      – Почти десять часов. Лизка забегала, но я не разрешил тебя будить, потом поговорите, успеете посплетничать. С самым добрым утром, Мышка. Как же долго я хотел тебе это сказать.

      – А ты что всё время тут дежурил? – Вельден улыбнулся и кивнул.

      – Мне давно не было так хорошо и легко. Это настоящее счастье смотреть, как ты спокойно спишь. Йолечка, я всё отдам за то, чтобы каждое утро, открыв глаза, видеть тебя рядом, – Эрик снова улыбнулся, взял её руку и прижал к губам. – Не заметил, как утро настало, всё думал и вспоминал. Вспоминал каждую минутку с нашего знакомства. Хочешь горячего чая с твоей любимой шоколадкой? Помню, ты любила «Пуэр» с вяленой сакурой. Верно? А шоколад швейцарский, настоящий, позавчера привезли. Специально для тебя.

      – Спасибо. А разве мне можно?

      – Нужно. Нет ничего лучше, чем ароматный свежезаваренный чай с шоколадом по утрам и положительные эмоции, – он придвинул манипуляционный столик и налил в чашку из термоса. – Сегодня получше себя чувствуешь? Голова не кружится?

      – Нет.

      Йоле приподнялась на локтях, пытаясь сесть. Слишком резко поднялась и так же быстро упала обратно на подушку. Продемонстрировала головокружение, которого нет, очень наглядно.

      – Тебе нельзя сидеть ещё некоторое время, – Эрнст приподнял головной край кровати, до уровня полулёжа. – Я подержу чашку, пей потихоньку.

      Чай был душистый, крепкий и горячий, а шоколад необыкновенно вкусный, а слёзы жгуче-горькие. Йоле даже в детстве почти не плакала, а сейчас эти подлые предательницы катились, совершенно не желая прекращаться. Эрик сначала подумал, что она обожглась чаем.

      – Вельден, только не ври, я сразу почувствую. Скажи мне, только честно, зачем я тебе такая сдалась? Чего ты-то от меня хочешь? Я дефективная, неужели не понимаешь? Меня нельзя любить и мне нельзя этого делать. Чего ты добиваешься? Я приношу только несчастья, хорошие и любимые люди умирают рядом со мной! Не хочу, чтобы и ты умер! Почему это всё происходит со мной? Я что, проклята? – Ленка всхлипнула, ожесточённо вытирая слёзы. – Если нельзя сидеть, значит из-за швов, то это… Я надеялась, что это дурной сон. Меня ведь насиловали? Я помню отрывками, в основном боль. Так это правда? Отвечай! Господи, я точно проклята. Я же ни с кем никогда не была. Зачем забрали меня оттуда?! Почему это дурацкое сердце не остановилось совсем! Как я смогу жить после всего?! Как могу вам всем в глаза смотреть, ведь и они же тоже знают. Господи, я вся в смрадной трупной грязи! Эрик, мне очень плохо.

      – Я знаю. Это жестоко и страшно, – Вельден, отставив чай, взял её лицо