На пути к философии Современного Космизма. Владимир Бутков

У Анаксимандра (610—540 гг. до н.э.) это Апейрон – вечная и бесконечная субстанция, из которой все возникло и куда все вернется. Анаксимен (546—526 гг. до н.э.) полагал, что вещи произошли из воздуха путем его уплотнения и сжатия. У Гераклита (540—480 гг. до н. э.) изменчивое, непостижимое первоначало – это огонь, на который «все обменивается», а вещи управляются Логосом – всеобщим законом сущего. У Анаксагора (500—428 до н. э.), первоначало есть Нус (ум), управляющий «семенами всех вещей», которые Аристотель позже назвал гомеомериями. Пифагор (570—490 гг. до н.э.) первопричиной сущего называл число (пропорция), так как мир есть гармония чисел. Ксенофан (570—475 гг. до н.э.) называл первоначалом землю, уходящую корнями в бесконечность, Парменид (520—450 до н. э.) – единое, истинное Бытие, которое суть мышление, а Демокрит (460—370 до н. э.) учил, что вещи состоят из атомов – единых и неделимых частей сущего.

      На самом деле, «первый вопрос философии» интуитивно сформировался значительно раньше, когда еще не было самой философии, в космогонических мифах, где происхождение мира описывается в ином ключе, когда все вещи, животные и силы природы одушевлялись и вместе с людьми и богами в едином антропоморфном потоке представляли собой аллегорическую реальность мифологического сознания.

      Мощь и неизбежность мифа заключены в уникальном способе нашего восприятия мира. Опыт нашего мышления по своей природе мифологичен, так как опирается на имманентный символизм языка, развивающегося от функционального обозначения вещи до отвлеченного понятия. В древних языках, предшествовавших эпохе мифотворчества, вещь часто имела несколько имен в зависимости от ее свойств и включенности в мир человека. Объект представлялся в сознании не просто абстрактным именем, за которым скрывалось накопленное о нем знание, а скорее, как часть целостной и динамичной мозаики живого Космоса.

      Истинность мифа заключена в его действенности, регулирующей все аспекты жизни древних культур, в его повседневной правде, наконец, в уникальной возможности человека быть причастным к божественному. Единство мифа в его символизме и диалектичности, когда присутствует «тождество логического и алогического, лежащее в основе символа» (А. Лосев). Именно в мифе мироздание обретало свою «картинность» и полноту реальности, впервые получая смысл себя изнутри. В мифологическом сознании, таким образом, произошло воссоединение разъятых сфер Космоса – дальней чужеродности внешнего мира и душевной понятности внутреннего мира человека. Теперь они подчинены единым законам и одной логике. Образовалась новая реальность, где высшие иерархии Космоса принимали непосредственное участие в жизни человека.

      Вера всегда имеет иррациональную составляющую, суть которой – в непосредственном знании, полученном, как правило, от божественных инстанций, через молитву, откровение или медитацию. К примеру, в индуизме различают путь джняна (рационального знания), путь будхи (познание через