Мальтийское эхо. Игорь Саврасов

мэр, который учредил музей, обеспечил нас сигнализацией и видеонаблюдением, в-третьих, Дмитрий Платонович имеет ружьё – он морской офицер в запасе и попадает в глаз чайке, что называется «на взмах ресниц».

      Андрей сомневался, что чайки имеют ресницы, но почему-то моргнул.

      – В-четвертых, – весело продолжала Ирина, – во флигеле у Платоныча живут две кавказские овчарки – Брэд и Пит. И, наконец, бабушка говорит, что зло само бежит от усадьбы. А вот, посмотрите – как раз идет наш Платоныч!

      К ним приближался двухметровый худощавый мужчина с короткой седой стрижкой, с твердым взглядом серых глаз с прищуром. На плече он держал здоровенное бревно, а в правой руке топор. Андрей, как завороженный, смотрел на эту загорелую жилистую руку.

      – Здравствуйте, Дмитрий Платонович! Я утром была у вас во флигеле, но вас не видела.

      – Доброе утро, Иришка. Я рыбачил спозаранку, – голос у Платоныча был басовитый и добродушный.

      – Здравствуйте, меня зовут Андрей.

      – Здравствуйте. Дмитрий. Честь имею, – ответ был суховат, но лицо стало приветливей. Он двинулся дальше.

      – Впечатляет охрана? – гордо спросила девушка.

      – Вполне. Еще один вопрос: всё это хозяйство требует средств?

      – Да всё просто: зарплаты, пенсии, экскурсии, мэрия выделяет крохотные средства на ремонтные работы. Натуральное хозяйство, в конце концов. Вот Верочка предложила построить в парке еще один флигель с большой крытой террасой – для отдыха и творческих занятий питерских интеллектуалов. Такое небольшое «Переделкино» и «Комарово» в перспективе. Кстати, бревно Платоныч тащил туда. Строит один.

      Обед прошел в теплой дружеской атмосфере. Стороны обменялись несколькими фразами о прочитанном. Ириша сказала, что у Андрея Петровича определенный литературный талант, и спросила у него разрешения дать почитать повесть бабушке.

      – Конечно. Но предупреждаю, что я – не Чехов, – сказал с опаской Андрей Петрович.

      – Это ничего, – усмехнулась пани Мария, – что-то тревожное было в этом гении. И его пресловутая деликатность – как тонкая поющая стрела, направленная прямо в сердце. Я люблю из наших Тургенева и Набокова.

      – Бабуля – литературный критик, была главным редактором одного «толстого» питерского журнала, сама писала, поддерживала молодые дарования… Давно, в 60–70-е годы…

      – Да-да, помню, за публикацию в журнале эссе об образности в творчестве Бунина и Набокова получила строгий выговор, а за поддержку Иосифа Бродского «выперли» окончательно.

      Но в литературный диспут Андрею вступать не хотелось. Он вспомнил, что всё в этом писательском террариуме зыбко: Евтушенко будто бы тоже поддержал Бродского, за что высокомерный нобелевский лауреат ответил «нерукопожатием».

      После паузы Мария Родиславовна решила поменять тему разговора:

      – Вас, Андрей Петрович, внучка еще не знакомила с хозяйством Анны Никитичны и ее мужа? Там, во флигеле, райский уголок, и у Иришки…

      – Ах, бабуля, не рассказывай! Я потом сама покажу. А Платоныча сегодня видели